Последний защитник Брестской крепости

Кожевников исхудал и осунулся. Но в его глазах появился опасный блеск. Он мстил, как мог, нещадно убивая врагов. Правда, последнее время они все реже совершали дерзкие вылазки — у них таяли силы, да и немцы становились осторожнее. Запасы картошки, которых, как выразился Анисимов, «хватило бы на год», на самом деле быстро заканчивались. Другой еды не было. Попытки солдат найти в подвалах воду закончились ничем. Один раз им удалось найти колодец, но он оказался пересохшим, и только на дне получилось наскрести немного мутноватой протухшей воды. Выпили ее, пропустив через тряпицу. В этих казематах, куда никогда не заглядывал солнечный свет, было сыро и прохладно, и солдаты спасались тем, что слизывали капли с влажных стен.

Нервы у некоторых не выдерживали. Один солдат застрелился прямо на глазах у Кожевникова. Молодой молдаванин, он и так-то был не сильно разговорчивым, а тут за целый день не произнес ни слова. Он тихо сидел в углу, монотонно раскачиваясь из стороны в сторону. Попытки сослуживцев расшевелить его ни к чему не привели. Потом он вдруг встал, приставил к виску трофейный «вальтер» и нажал на спусковой крючок. Никто не успел среагировать, все произошло слишком быстро. Парень рухнул замертво с простреленной головой, заливая кровью пол.

Никто ничего ни сказал. Все прекрасно понимали, что нервы у бойца сдали. Двое солдат молча взяли труп и отнесли к остальным погибшим товарищам.

Кожевников часто думал, добрались ли до цели Черный с Мельниковым. Он искренне надеялся, что все у них получилось. На Корбинском укреплении, как рассказал Анисимов, шли тяжелые бои. Немцы не жалели сил для того, чтобы выкурить майора Гаврилова и его солдат. Они использовали даже авиацию — фашистские бомбардировщики утюжили Восточный форт, где засели защитники.

— У нас здесь слышно было, — рассказывал старший лейтенант. — А один раз так тряхнуло, что я, грешным делом, подумал, и нас завалит к чертовой матери.

Но потом бои стихли, и каждому стало понятно, чем там все закончилось. Защитники, конечно, надеялись, что бойцам удалось отойти, но шансов на это было мало. Выбраться отсюда не представлялось возможным, немцы повсюду. Они уже хозяйничали в Цитадели, сгоняли пленных и женщин растаскивать завалы. Однажды Кожевников услышал, как кто-то из фашистов играет на аккордеоне. Несколько голосов пели немецкую песню.

— Веселятся, гады! — шипел Анисимов. — Ничего, скоро им жарко станет и по-другому запоют.

Поиски выхода к кольцевым казармам не прекращались ни на день. За этим старший лейтенант следил строго. Это была единственная возможность выйти живыми из крепости. Та затея с прорывом, что предприняли Черный и Мельников, сейчас уже была неосуществима. Кругом немцы откормленные, выспавшиеся. Что мог сделать против них маленький, пусть и хорошо вооруженный, отряд полумертвецов? Ровным счетом ничего. Их перестреляли бы на месте.

Но если бы удалось пробраться к кольцевой казарме, высока была вероятность выбраться на дамбу и вплавь уйти с острова. Куда? Этот вопрос не беспокоил старшего лейтенанта Анисимова. Он ставил перед собой и своими подчиненными конкретные задачи. Главное — выбраться отсюда, остальное по обстановке. Кожевников был с ним полностью согласен и принимал активное участие в поисках прохода.

Один раз Анисимову показалось, что он нашел его. Пыль была повсюду, она забивалась в нос, рот, глаза. У них оставалась еще взрывчатка, но в этом месте они не могли ее применять. Три дня разгребали они завал, и каково же было их разочарование, когда наткнулись на тупик От усталости Кожевников не мог пошевелиться. У него болело все тело, а руки были сбиты в кровь об острые камни.

— Ничего, — задыхаясь от пыли, сказал Анисимов и в изнеможении лег на земляной пол. — Найдем проход, слово коммуниста! Мы просто обязаны его найти.

— Сегодня еще один раненый умер, — вставил вдруг Мамочкин.

— Кто?

— Ефрейтор Варенец.

— Хороший был парень, — вздохнул Анисимов. — Мы вместе с двадцать второго июня тут. Отличный боец был и стрелок от бога. Ранили его в живот во время очередной попытки немцев зачистить казематы. Настоящий герой — один из многих.

— Ладно, хватит. На сегодня все! — скомандовал старший лейтенант.

Они так умотались, разбирая завал, что, не в силах сдвинуться с места, остались отдыхать прямо тут. Они уже не строили планов, апатия постепенно овладевала ими. Желание выжить — вот все, что двигало ими.

Желание выжить, чтобы сражаться.

Глава 2

Погода в августе стояла великолепная. Было немного жарковато, но в целом Матиаса все устраивало. Русских постепенно выдавливали из крепости, хотя одичавшие одиночки и маленькие группы красноармейцев иногда давали о себе знать.

Вермахт побеждал, пусть и не так быстро, как планировалось изначально. Был разгромлен сильный очаг сопротивления на Корбинском укреплении, где в одном из фортов засела большая группа русских, и выбить их оказалось сложно. Матиасу рассказывали, что русские там были вооружены до зубов и отчаянно поливали вокруг огнем. Но сейчас там тихо.

Риммер тогда скептически выслушивал эти рассказы.

— Ерунда все это, — упрямо заявлял он. — Бахнуть по форту из моего славного тезки «Карла», и ничего там не останется. Слышали последние сводки? Бежит русский без оглядки. Да мы на следующей неделе в Москву войдем.

Больше всего Риммера расстраивало, что их роту и еще несколько подразделений задержали в Цитадели. Сама дивизия уже победоносно продвигалась вперед, к новым победам. Она встала на марш второго июля, оставив после себя руины Брестской крепости, еще раз подтвердив тот факт, что не зря сам Фюрер благосклонен к этой дивизии.

В Брест прибыл караульный батальон, который напрямую подчинялся полевой комендатуре. Отсюда Хорн и Риммер пришли к выводу, что их скоро сменят и отправят на фронт догонять родную дивизию.

Матиас грелся на солнышке и писал матери письмо. Как и большинство солдат, он приукрашивал свои подвиги и восхищался мощью германской армии. Не забыл упомянуть и бомбежку Корбинского укрепления, когда здоровенные Ю-88 с воем бросались на форт, сбрасывая на него одну за другой бомбы.

Матиас навсегда запомнил тот день. Двадцать девятого июня около шести часов вечера они услышали равномерный гул. Летели «юнкерсы». Матиас насчитал семь штук Их целью был Восточный форт, где засели и упорно сражались русские. Все, кто не был занят по службе, выскочили поглазеть на представление. А оно должно было того стоить.

— Ходят слухи, что Люфтваффе приготовили русским хороший гостинец, — с видом знатока проговорил Гельц. — На одном из бортов несут мощнейшую бомбу, которую прозвали «Сатаной». 1800-килограммовая дура.

— Да ну, — не поверил Матиас.

— Сейчас увидишь! — Гельц нервно хохотнул.

И действительно, зрелище было завораживающим, пугающим и великолепным одновременно. Подобный трепет Матиас испытывал лишь двадцать второго июня, когда шла усиленная артподготовка.

«Юнкерсы» подлетели к форту и начали пикирование. Вой, свист сыплющихся из их чрева бомб. Взрывы сотрясали окрестности, словно началось мощнейшее землетрясение. От форта отваливались огромные куски стен, его объяло дымом. Две бомбы, как выяснилось позднее, не взорвались, но они не решали дела. Ни у кого не было сомнений, что форту конец. Быстро и четко отбомбившись, Ю-88 полетели обратно. Но это было еще не все.

Гельц оказался прав. К форту летел еще один бомбардировщик Он долго крутился над укреплением, постепенно набирая высоту, затем от него отделилась черная точка. Замершие пехотинцы с восторгом глядели на это действо. У каждого в голове звенела натянутой струной лишь одна мысль: «Только не промахнись!»

Вой «Сатаны» нарастал с чудовищной силой, а потом громыхнуло так, что сотряслась земля. Матиас находился достаточно далеко от места взрыва бомбы, но и его тряхнуло, а в лицо ударил сильный порыв ветра от взрывной волны.

Раздались бурные аплодисменты — концерт в исполнении «Сатаны» прошел на «ура».