— Но я не еду в Лондон встречать мистера Мактодда, — вскричал лорд Эмсуорт чуть ли не в ярости. — Об этом речи быть не может! Я не могу сейчас уехать из Бландингса. Погода вот-вот испортится. И я не хочу терять ни одного солнечного дня…

— Все уже устроено.

— Пошлите этому субъекту телеграмму: «Задержан неотложным делом».

— Взять на себя подобную ответственность я не могу, — сказал Бакстер холодно. — Но если вы обратитесь к леди Констанции…

— Ну хорошо, — горько сказал лорд Эмсуорт, сразу осознав, как неисполним этот план, — ну, пусть! Если я должен ехать, то должен ехать, — добавил он после угрюмой паузы. — Но бросить сад и поджариваться в Лондоне в это время года…

Тема явно истощилась. Он снял пенсне, протер его, снова водрузил на нос и зашаркал к двери. В конце-то концов, решил он, хоть автомобиль и подадут в два, все-таки у него в распоряжении все утро и надо использовать его сполна. Однако недавняя беззаботная радость от предвкушения того, как он будет шебаршиться среди своих цветов, потускнела невозвратно. Естественно, безумная мысль бросить вызов его сестре Констанции ему даже в голову не пришла, но в нем нарастало ожесточение. Будь проклята Констанция!… К черту Бакстера!… Мисс Пиви…

Дверь затворилась за лордом Эмсуортом.

II

Меж тем леди Констанция прошествовала вниз и вступила в величественный вестибюль, но тут приоткрылась дверь курительной и оттуда высунулась голова, круглая седая голова с приложенным к ней румяным лицом.

— Конни! — сказала голова.

— Да, Джо? — Леди Констанция остановилась.

— Зайди сюда на минутку, — сказала голова. — Мне нужно с тобой поговорить.

Леди Констанция вошла в курительную, просторную, уютно обставленную книжными шкафами комнату с окнами, выходившими в итальянский сад. Широкий камин почти целиком занимал одну из стен, и перед ним, поворачивая расставленные ляжки перед невидимым пламенем, уже стоял мистер Джозеф Кибл. Держался он небрежно, но проницательный наблюдатель подметил бы в нем тайную робость.

— В чем дело, Джо? — осведомилась леди Констанция и ласково улыбнулась мужу. Когда за два года до описываемых событий она сочеталась браком с пожилым вдовцом, о котором было известно только, что он нажил большое состояние на южноафриканских алмазных копях, нашлось немало циников, объявивших этот брак чистой сделкой: мистер Кибл обменивал свои деньги на положение леди Констанции в свете. Ничего подобного! Это был брак по взаимной симпатии. Мистер Кибл обожал жену, а она преданно его любила, хотя, разумеется, никогда глупо ему не потакала.

Мистер Кибл откашлялся. Что-то мешало ему заговорить. А когда он все-таки заговорил, то вовсе не о том, о чем намеревался, но почему-то о том, что они уже давно и исчерпывающе обсудили.

— Конни, я опять думал о твоем колье.

— Ах, глупости, Джо! Неужели ты позвал меня в такое чудесное утро в эту душную комнату, чтобы в сотый раз повторять одно и то же?

— Но для чего напрасно рисковать?

— Это вздор. Какой тут может быть риск?

— Два-три дня назад ограбили Уинстон-корт, а до него отсюда всего десять миль.

— Джо, не будь смешным.

— Это колье стоит почти двадцать тысяч фунтов, — произнес мистер Кибл благоговейным тоном, каким дельцы на покое говорят о крупных суммах.

— Я знаю.

— И место ему в банковском сейфе.

— Раз и навсегда, Джо, — сказала леди Констанция, теряя мягкость и внезапно оклеопатриваясь. — Нет, я не буду хранить колье в банке. Какой смысл иметь красивое колье, если оно все время лежит в банковском сейфе? На днях будет бал графства, а затем бал холостяков, а… Короче говоря, оно мне нужно. Я отошлю его в банк, когда мы остановимся в Лондоне проездом в Шотландию. Но не раньше. И будь добр больше мне этим не надоедать.

Наступило молчание. Мистер Кибл раскаивался, что злополучная трусость помешала ему сразу же с мужественным прямодушием заговорить о том, что на самом деле его удручало: от него не укрылось, что беседа о колье, как ни разумны были его доводы, заметно испортила солнечное настроение супруги. Значит, перейти к главному теперь будет еще труднее, ибо вопрос был финансовый, а в финансовых делах мистер Кибл утратил былую самостоятельность. Они с леди Констанцией открыли общий банковский счет, и за тратами наблюдала она. Мистер Кибл давно сожалел о своем опрометчивом шаге, но идея пришла ему в первые дни медового месяца, когда мужчины склонны делать большие глупости.

Мистер Кибл кашлянул. Это был не тот резкий компетентный кашель, который мы слышали из уст Руперта Бакс-тера в библиотеке, но слабый, придушенный, как блеяние пугливого ягненка.

— Конни, — сказал мистер Кибл, — э… Конни…

При этих звуках глаза леди Констанции заволокла холодная пленка: какое-то шестое чувство подсказало ей, о чем пойдет речь.

— Конни, я… э… получил сегодня письмо от Филлис. Леди Констанция промолчала. Глаза ее блеснули, но тут же вновь оледенели. Интуиция ее не обманула.

До сих пор лишь одна тень омрачила семейную жизнь счастливой пары. Но, к несчастью, тень эта была значительных размеров, эдакая супертень, и от нее веяло полярным холодом. Причиной была Филлис, падчерица мистера Кибла, — она создала эту тень самым простым способом: сбежала от богатого и во всех отношениях желательного жениха, которым ее облагодетельствовала леди Констанция (примерно гак же, как фокусник навязывает карту упирающейся жертве), и вышла замуж за небогатого и во всех отношениях нежелательного субъекта, о котором было известно только, что его фамилия Джексон. Мистер Кибл, свято веровавший, что Филлис всегда права, готов был философски смириться со случившимся, но гнев его жены умиротворению не поддавался. Настолько, что даже упоминание этого имени при леди Констанции было немалым подвигом, ибо она специально подчеркнула, что больше не желает его слышать.

Остро ощущая это ее предубеждение, мистер Кибл, сообщив про письмо, умолк и начал побрякивать ключами в кармане, чтобы собраться с духом и продолжать. На жену он не смотрел, но знал, как грозно ее лицо. Да, он взял на себя задачу нелегкую и менее всего подходящую для чудного летнего утра.

— Она пишет, — выдавил из себя мистер Кибл, глядя на ковер и обретая все более пунцовый румянец, — что у Джексона есть возможность купить большую ферму… в Линкольншире, если не ошибаюсь… если он сумеет собрать три тысячи фунтов.

Он умолк и покосился на жену. Его худшие страхи оправдались. Она оледенела. Фамилия Джексон точно могучее заклинание превратила ее в мраморную статую. Точь-в-точь как у Пигмалиона было с Галатеей, только наоборот. Не исключено, что она дышала, но заметить это было невозможно.

— Вот я и подумал, — сказал мистер Кибл, аккомпанируя себе ключами. — Мне, знаешь ли, пришло в голову… Это же не биржевая спекуляция… Видимо, настоящее золотое дно… Владелец продает только потому, что хочет поселиться за границей… И мне представилось… а они будут выплачивать проценты за взятую сумму…

— Какую сумму? — осведомилась, оживая, статуя ледяным тоном.

— Ну… я вот думал… Просто идея, ты понимаешь… Но мне представляется, если бы ты согласилась, мы могли бы… Прекрасное помещение капитала, знаешь ли, а в нынешние времена это не так-то просто… Вот я и подумал, что мы могли бы одолжить им эти деньги.

Он умолк. Но все равно слово было сказано, и ему стало легче. Он снова побрякал ключами и потерся затылком о каминную полку. Это почему-то почти восстановило в нем уверенность в себе.

— Нам лучше покончить с этим раз и навсегда, Джо, — сказала леди Констанция. — Как тебе известно, когда мы поженились, я была готова сделать для Филлис все! Я намеревалась заменить ей мать. Открыла перед ней великолепные возможности, вывозила ее всюду. И что произошло?

— Я знаю, но…

— Она была помолвлена с богатым молодым человеком…

— Осел, каких мало, — вставил мистер Кибл, подбодренный воспоминанием о несостоявшемся зяте, который ему никогда не нравился. — И к тому же беспутный болван. Я кое-что слышал.

×
×