Запасной инстинкт

– Где ты взял договор с Уралмашем, который я у тебя видела?

– Не знаю, – сказал он быстро, и Полина поняла – соврал. Опять.

Зачем?! Зачем?!

– А почему ты спрашиваешь?

– Потому что это странно – макет пропал, а договор почему-то оказался у тебя дома! Ты же никогда не берешь домой бумаг!

– Не знаю, – повторил он упрямо, – понятия не имею.

Он врал, и это пугало ее ужасно!

Он не мог быть причастен, она точно знала, что не мог, но почему-то он врал! Что он задумал? Имело ли это отношение к Фединой смерти? Или он впутался во что-то такое, из чего не знает, как выбраться? И тогда Федина смерть – только начало?!

На столе тренькнул телефон, и они оба вздрогнули, словно Федя мог позвонить с того света. Они посмотрели друг на друга и на аппарат, который опять нетерпеливо тренькнул. Полина протянула было руку, но Троепольский опередил ее.

– Я сам.

– Арсений Михайлович? – спросила в трубке Шарон Самойленко. – Это вы?

Троепольскому ничего не оставалось делать, как признаться, что это он.

– Вам Грекова звонит, – сообщила Шарон. “Звонит” она произнесла с ударением на первый слог, разумеется. Троепольский поморщился – он не мог слышать ничего такого.

– Какая Грекова?

– А такая, что покойника нашего родная сестра Галина. Она звонит. Будете говорить или не будете?

– Да. Буду, – и, закрыв трубку рукой: – Полька, если вы завтра не найдете ей замену, я ее убью, меня посадят, контора развалится, и вы все останетесь без работы и без зарплаты. Здравствуйте, Галина, это Арсений Троепольский.

– Арсений! Господи, какое несчастье!

– Да, – согласился Троепольский, – несчастье.

– Мы остались совсем одни, сироты. У нас был только Федя, и его не стало! Арсений, кто мог… как мог… такой чудесный, чудесный был человек.

– Чудесный, – опять согласился Троепольский. Полина стояла у него за спиной, Гуччи как будто придвинулся – сопение раздавалось прямо у него над ухом. Троепольский слегка повернул голову и оказался нос к носу с китайской хохлатой. Она – он то есть – выкатила глаза, подумала и лизнула его в щеку. И когда его лизнула китайская собака, ему вдруг полегчало – так, что он даже смог слушать рыдание Фединой сестры в трубке, оставшейся “сиротой”.

– Гуччи! – перепуганно прошептала Полина и отдернула мохнатую морду от щеки Троепольского. Напрасно она перепугалась – он совсем не сердился.

– …что нам теперь?! Как нам теперь?! Как мы станем жить?! Из-за… из-за какого-то негодяя! Мой брат, мой родной брат!

– Галина, вы… успокойтесь, пожалуйста.

– Как я могу успокоиться, Арсений! Наша жизнь кончилась! Мы теперь никому не нужны, совсем никому! Кто это сделал? Скажите мне, кто это сделал?

– Я не знаю, – сказал Троепольский, морщась. – Я попробую узнать.

– Ко мне приходила милиция, – прорыдала Федина сестра, – задавала мне вопросы! Господи, они думают, что я знаю, кто его… убил!

Милицейский майор Никоненко Игорь Владимирович упек Троепольского в кутузку – именно потому, что думал, что Федю убил именно он. И вопросы всякие задавал, и смотрел насмешливо, и даже его брови выражали, что он не верит ни одному слову, которыми тот пытался оправдываться, и что дело за малым – поймать его на чем-нибудь, “зацепиться”, как говорят в детективных сериалах, и больше Троепольский “не отмажется”.

“Бандит должен сидеть в тюрьме”, – энергично говорил Глеб Жеглов, и Троепольский был с ним полностью согласен до тех самых пор, пока в роли бандита не оказался сам. А про себя он точно знал, что он – не бандит.

– Вы должны нам помочь! – выдохнула в трубке безутешная Федина сестра. – Вы столько лет знали Федю! Вы… вы просто обязаны!

– Да я и не отказываюсь, – пробормотал Троепольский.

Бедный Федя.

– Вы должны помочь нам с похоронами и со всеми… траурными мероприятиями. По-хорошему вы должны были бы все это взять на себя. Разве нет? Милиция наконец разрешила забрать тело.

– Наверное, да, – согласился Троепольский.

– Тогда, может быть, вы подъедете, и мы все обсудим? Да, и в морг надо позвонить, договориться насчет тела и насчет забора.

– Какого забора? – тускло спросил Троепольский. Жить ему не хотелось.

– Когда забирать, – с некоторым недоумением ответила Федина сестрица, – когда забирать тело. Значит, насчет забора и еще насчет…

В трубке вдруг послышался какой-то посторонний звук, как будто удар, и отдаленный вскрик: “Мама!” Троепольский выпрямился в кресле.