Отверженные мертвецы

Афина медлит с ответом, но Нагасена верит в ее искренность.

— Нет. Пока еще нет. Он поправляется, но я уверена, что он еще боится посылать свои мысли в варп.

— Это может не иметь значения, если он находится в компании Атхарвы, — вмешивается Сатурналий. — При помощи колдовства можно вытащить секретные коды из его памяти.

— Он на это способен? — спрашивает Нагасена, снова обращаясь к Зи-Менгу.

— О способностях воинов Магнуса нам известно не так уж много, — признается Зи-Менг. — Но я бы не стал исключать такую возможность.

— Значит, нам необходимо в первую очередь задержать Кая Зулана, — говорит Нагасена.

— А нельзя ли просто поменять коды? — спрашивает Картоно.

— Ты себе представляешь, что для этого потребуется? — сердито восклицает Зи-Менг. — На разработку новой системы кодов для целой Галактики потребуется не одно десятилетие, и пойти на такой шаг в разгар мятежа было бы безумием. Нет, мы должны вернуть Кая Зулана раньше, чем изменники извлекут из него информацию.

— Если только они еще этого не сделали, — замечает Сатурналий.

— Из всех мест, где они могли упасть, — заговорил Головко, — наиболее вероятным остается этот проклятый Город Просителей. Для него нет ни карт, ни планов, зато там имеются тысячи мест, где беглецы могли укрыться.

— Астропату и семерым космодесантникам трудно будет остаться незамеченными даже в таком лабиринте, как город Просителей, — говорит Нагасена.

— Надо добраться до места катастрофы, — предлагает Головко. — И взять след.

— Согласен, но для успешной охоты мы должны понимать свою дичь, — говорит Нагасена. — Мы преследуем астропата и семерых космодесантников. Хотел бы я знать, почему их только семь? Почему при побеге они не освободили всех остальных?

— Разве это важно? — спрашивает Сатурналий. — Семь предателей на Терре — это уже слишком много.

— Важно все, — заявляет Нагасена. — Были освобождены воины только тех легионов, которые перешли на сторону Хоруса. Я уверен, что Атхарва встал во главе этой группы, а он знает достаточно, чтобы понимать, кто из заключенных пойдет за ним. Тогда возникает вопрос: почему побег организовал Астартес из Тысячи Сынов? Его легион до сих пор считается верным Трону, разве не так?

Сатурналий, стиснув древко алебарды обеими руками, шагает вперед.

— Нет, это не так.

Хирико и Дийос удивленно ахают, и даже Картоно резко втягивает воздух.

— Не потрудитесь ли это объяснить? — спрашивает Нагасена.

— Император во всеуслышание осудил Тысячу Сынов и их примарха, — говорит Сатурналий. — И мои братья кустодии совместно с Руссом и его воинами уже приближаются к Просперо. Примарх Магнус должен быть доставлен на Терру в цепях.

— Почему? — спрашивает Нагасена.

— Потому что он нарушил Никейский эдикт и воспользовался колдовством, лично запрещенным Императором, — поясняет Сатурналий. — Сам Вальдор обнажил оружие.

— В таком случае Магнусу повезет, если он покинет Просперо живым, — говорит Нагасена и видит, что Сатурналий не знает, оскорбил ли он Кустодиев или нет.

— Мы зря теряем время, — напоминает им Головко. — Я за тридцать минут могу наводнить Город Просителей Черными Часовыми. Мы разнесем в клочья эту чертову дыру, разберем по кирпичику все до последнего дома и отыщем беглецов.

Нагасена качает головой. Бесцеремонность Головко уже начинает его раздражать.

— Максим, выбери три десятка своих лучших людей, — говорит он. — Большее количество нам будет только мешать.

— Тридцать? Ты ведь видел, как сильно они нас помяли при первом столкновении.

— На этот раз все будет иначе, — обещает Нагасена.

— Как это?

— Сейчас им придется выбирать между жизнью и смертью, — говорит он.

Часом раньше Кай Зулан с мучительной болью очнулся в горящем стальном гробу. Казалось, что у него исковеркано все тело, а какая-то тяжесть на груди не дает вдохнуть. Слабый ветерок дохнул на него едким дымом, и Кай закашлялся, а потом среди рева пламени услышал скрежет искореженного металла и треск искр, рассыпаемых оборванными кабелями.

Он повернул голову, чтобы осмотреться, но даже это малое усилие заставило его поморщиться от боли.

Кабина катера сплющилась от удара и теперь представляла собой овальную трубу, пронизанную обломками металлических стоек и увешанную гофрированными трубами, из которых с шипением выходил газ или сочилась жидкость гидравлических систем. Атхарва лежал рядом с ним, и Кай понял, что это его рука лежит у него на груди и прижимает к земле.

Сквозь клубы дыма в кабину проникал свет, фюзеляж катера был полностью оторван, и Кай удивился, как ему удалось выжить после такого ужасного удара. Напротив него из обломков поднялась голова с грязно-белыми волосами.

— Так вот как Пожиратели Миров представляют себе посадку, — пробормотал Аргент Кирон.

В передней части катера из-под груды оторванных панелей выбрался почерневший силуэт.

— Всякая посадка хороша, если ты можешь сойти на землю на своих ногах, — с широкой ухмылкой заявил Ашубха.

Каю даже показалось, что крушение катера доставило ему удовольствие.

— А если ты можешь только ползти? — спросил Шубха, поднимаясь на колени и сплевывая осколки зубов.

— Главное, что жив, — заметил Тагоре.

Он вытер кровь с многочисленных царапин на груди и размазал ее по лицу и плечам, словно нанося ритуальную боевую раскраску. Кай попытался освободиться от руки Атхарвы, но был еще слишком слаб, а рука Астартес слишком тяжела. Над ним нависла фигура Севериана. Волк разглядывал Кая с таким видом, словно перед ним был угодивший в капкан зверек.

— Меня придавило, — пожаловался Кай.

Севериан сдвинул руку Атхарвы с его груди и отошел, прежде чем Кай успел его поблагодарить. Движение потревожило Атхарву, и он со стоном перевернулся на бок. Его лицо и руки были покрыты уже свернувшейся кровью, а из раны в боку Астартес выдернул осколок металла величиной с хороший кинжал.

Неожиданный возглас так испугал Кая, что он подпрыгнул и стукнулся головой в смятую стенку. Он увидел, что Кирон стоит на коленях рядом с длинной трещиной в корпусе катера, образовавшейся то ли при взрыве ракеты, то ли при ударе о землю. Сквозь заваленный обломками отсек Кай стал пробираться к свету и наткнулся на Джитию, лежащего в луже собственной крови с торчащими из живота и груди обломками металла.

— Похоже, что Голиаф говорил правду, — произнес Шубха. — Он может умереть.

— Не смей так говорить! — злобно бросил ему Кирон.

Севериан присел рядом с воином Гвардии Смерти и осмотрел кровавую мешанину его внутренностей.

— Рана смертельная, — сказал он. — Нам придется его оставить.

— Он прав, — с болезненной гримасой произнес Джития.

— Я его не брошу, — возмутился Кирон.

— Я знал, что рана смертельная, — заговорил Астартес Гвардии Смерти. — Я умру, но не оставляйте меня этим проклятым охотникам.

— Мы никого не оставляем охотникам, — согласился Тагоре.

Эти сентиментальные слова из уст Пожирателя Миров удивили Кая. Судя по доходившим до него слухам, воины Ангрона были жестокими убийцами, не знающими сострадания и жалости. Трудно было поверить, что воин столь грозного вида способен на милосердие, но сталь в голосе Тагоре исключала вероятность каких бы то ни было возражений.

Севериан тоже это понял и в знак согласия пожал плечами.

— Тогда придется снять его с этих железных кольев, — сказал он.

— Давайте его поднимем, — согласился Тагоре и махнул рукой близнецам.

Когда Шубха и Ашубха наклонились над Джитией, Кай отвернулся.

— Сделайте это быстро, Пожиратели Миров, — попросил Джития.

— Не беспокойся за нас, — сказал ему Шубха. — Думай о себе.

Кай зажал уши руками, но все равно услышал ужасный скрип металла по кости и жуткие всхлипы израненной плоти. Пожирателям Миров пришлось напрячь все силы, чтобы сдернуть тело Джитии с обломков стоек, но, к чести Астартес Гвардии Смерти, с его губ сорвался только сдавленный стон.