Сто лет и чемодан денег в придачу

— Ну, как Биргит — понравилась?

Юлий по-прежнему ничего не говорил, но его жена спросила шепотом, не тот ли это человек, который, по словам мужа, уже умер. Аллан отвечал, что умереть он пока еще не умер, но вот замерз здорово, и если супруги Поповы не хотят, чтобы он закоченел до смерти, то лучше бы им, не теряя времени, сопроводить его в ресторан, где он сможет принять водочки, а заодно, пожалуй, и закусить.

— Так это правда ты, что ли… — не без труда выговорил наконец Юлий. — Но… ты говоришь по-русски?

— Да, я прошел пятилетний курс твоего родного языка сразу после нашей последней встречи. — В школе ГУЛАГа. Так что там насчет водочки?

Юлий Борисович был человек совестливый, он двадцать один год мучился, что не по своей воле заманил шведского ядерного эксперта в Москву только для того, чтобы тот потом угодил во Владивосток, где швед, вероятно — если не еще раньше, — погиб в пожаре, о котором знали все более-менее осведомленные жители СССР. Двадцать один год терзался он еще и оттого, что успел сразу же привязаться к шведу с его, как казалось, неистребимым оптимизмом.

И вот Юлий Борисович стоит теперь перед Большим театром в Москве, на пятнадцатиградусном морозе, еще не остывший после оперного спектакля и… нет, это невероятно. Аллан Эммануэль Карлсон тогда выжил.И сейчас он живой! И стоит теперь перед Юлием. Посреди Москвы. И говорит по-русски!

Юлий Борисович был уже сорок лет женат на Ларисе Александровне, и они всегда были счастливы вместе, хотя детей у них так и не было. Их взаимное доверие не знало границ. Они делили друг с другом все радости и горести, и жена знала, как тяжело Юлий переживает участь Аллана Эммануэля Карлсона. И теперь, покуда Юлий по-прежнему пытался совладать с разбегающимися мыслями, Лариса Александровна взяла командование на себя.

— Я правильно понимаю, что это тот самый твой друг, которого ты когда-то невольно отправил на смерть? Почему бы нам, Юлик, и правда не отвезти его быстренько в ресторан и не отпоить водкой, а то, чего доброго, он и в самом деле умрет от холода?

Юлий не ответил, только кивнул, позволив жене отвести себя к ожидающему их лимузину, где уселся рядом со своим воскресшим товарищем, а Лариса Александровна обратилась к водителю:

— В ресторан «Националь», будьте добры!

Две приличные рюмки водки понадобились Аллану, чтобы оттаять, а еще две — Юлию, чтобы прийти в себя. За это время Аллан и Лариса успели познакомиться.

Когда Юлий наконец окончательно совладал с собственным рассудком и вместо шока почувствовал радость («Сейчас мы это отметим!»), Аллан решил, что пора переходить к делу. Если тебе есть что сказать, то лучше говорить сразу.

— Как насчет того, чтобы поработать шпионом? — предложил Аллан. — Я, например, уже шпионю, и мне это дело нравится.

Тут пятая рюмка угодила Юлию не в то горло, так что он выкашлял ее содержимое на стол.

— Шпионом? — переспросила Лариса, пока ее супруг откашливался.

— Да, или агентом. Не знаю даже толком, в чем разница.

— Ой как интересно! Расскажите, Аллан Эммануэль, прошу вас!

— Не рассказывай, Аллан, — прокашлял Юлий. — Не делай этого! Мы не хотим этого знать!

— Юлик, не говори глупости, — сказала Лариса. — Почему твой друг не может рассказать о своей работе, если вы столько лет не виделись? Продолжайте, Аллан Эммануэль!

Аллан продолжил, и Лариса с интересом слушала, пока Юлий сидел, закрыв лицо ладонями. Аллан рассказал про ужин с президентом Джонсоном и секретным Хаттоном из ЦРУ и о встрече с Хаттоном на следующий день, когда тот предложил Аллану поехать в Москву и разузнать, как обстоит дело с советскими ракетами.

Альтернативой этому было оставаться в Париже и дальше и каждый день с утра до вечера заниматься предотвращением дипломатических скандалов, следя, чтобы госпожа посол и ее супруг не открывали рот. Но поскольку их, Эйнштейнов, было двое, Аманда и Герберт, а Аллан не мог находиться более чем в одном месте одновременно, то он принял предложение секретного Хаттона. Эта работа просто показалась ему более спокойной. К тому же он рад был бы повидаться с Юлием спустя столько лет.

Юлий по-прежнему не отнимал ладоней от лица, но глянул одним глазом на Аллана в щелку между пальцами. Что, в самом деле прозвучало имя Герберта Эйнштейна? Юлий прекрасно помнит его — вот было бы хорошо, если бы и Герберт тоже выжил после похищения и лагеря, куда его отправил Берия!

Ну да, подтвердил Аллан. И рассказал вкратце о двадцати годах, прожитых с Гербертом бок о бок; как его друг поначалу хотел только одного — умереть, но к тому времени, как это с ним в самом деле произошло — скоропостижно, в семьдесят шесть лет, в декабре прошлого года, — успел уже кардинально поменять свои взгляды в данном вопросе. Он оставил после себя преуспевающую жену-дипломата в Париже и двоих сыновей-подростков. По последним сведениям из французской столицы, семья благополучно пережила уход Герберта, а мадам Эйнштейн теперь любимица парижского бомонда. Ее французский, разумеется, чудовищен, но это тоже часть ее шарма, потому что она иной раз может сказать глупость, имея в виду, по-видимому, что-то совсем другое.

— Хотя, по-моему, мы отвлеклись, — сказал Аллан. — Ты забыл ответить на мой вопрос. Не хочешь для разнообразия попробовать поработать шпионом?

— Да что ты, Аллан Эммануэль! Об этом и речи быть не может! Такого количества наград и званий за труд на благо родины, как у меня, не было ни у одного гражданского специалиста в СССР! Стать шпионом — это вообще исключено! —сказал Юлий и поднес ко рту шестую рюмку водки.

— Не зарекайся, Юлик! — сказала Лариса, и тут с шестой рюмкой случилось то же, что и с пятой.

— Может, лучше все-таки пить водку, чем обливать ею окружающих? — участливо поинтересовался Аллан.

Лариса Попова продолжала развивать свои соображения, а ее муж тем временем снова принял прежнюю позу, спрятав лицо в ладонях. Лариса говорила, что и ей, и Юлию скоро стукнет шестьдесят семь — а за что им, собственно, быть благодарными Советскому Союзу? Конечно, муж трижды лауреат и орденоносец, что, в свою очередь, гарантирует билеты в Большой на лучшие места. Ну а в остальном?

Не ожидая от мужа ответа, Лариса продолжала: они оба заперты в Арзамасе-16 — одно название на любого тоску нагонит. Да еще за колючей проволокой. Да, разумеется, они могут отлучаться оттуда когда захотят, но только пусть теперь Юлий не перебивает, потому что Лариса еще не все сказала.

Ради кого Юлий трудится сутками напролет? Сперва был этот полоумный Сталин. Потом Хрущев, чьим единственным человечным поступком стала казнь Берии. А теперь этот Брежнев, от которого плохо пахнет!

— Лариса! — испуганно воскликнул Юлий Борисович.

— Что «Лариса»? Ты же сам говорил, Юлик, что от Брежнева плохо пахнет.

И она продолжала в том духе, что Аллан Эммануэль появился словно по заказу, потому что она в последнее время прямо в отчаяние приходила от мысли, что так и умрет за колючей проволокой в городе, которого официально не существует. Еще неизвестно, поставят ли им потом человеческие памятники. Или даже на них шифровку напишут?

— «Здесь покоится товарищ Икс и его верная супруга Игрек», — фыркнула Лариса.

Юлий молчал. Пожалуй, в словах любимой жены что-то есть. Тем временем Лариса завершила свою речь так:

— Почему бы и не пошпионить тут пару лет вместе с твоим другом? А потом нам помогут бежать в Нью-Йорк, и мы будем каждый вечер ходить там в «Метрополитен». И мы с тобой успеем хоть чуточку пожить по-человечески, Юлик, пока не умерли!

Юлий, судя по всему, был близок к капитуляции, а тем временем Аллан приступил к подробному рассказу о подоплеке этого дела. Как уже говорилось, на своем извилистом жизненном пути он повстречал в Париже некоего господина Хаттона, который оказался человеком из ближнего круга бывшего президента Джонсона и к тому же занимал довольно высокий пост в ЦРУ. Услышав, что Аллан знаком с Юлием Борисовичем и что Юлий к тому же, возможно, считает себя виноватым перед Алланом, Хаттон разработал план.