Орланда

Присутствующие тихонько зааплодировала. Жанин поблагодарила, застенчиво кивнув, и продолжила:

— Известно, что электрические разряды бегут вдоль нейронов и выходят за пределы синапсов.

Она бросила взгляд на Ольгу, которая слушала молча.

— Так о чем же речь? Современная наука никогда не заявляла, будто то, что не доказано, не существует: ученые как раз пытаются выяснить, можно ли это доказать. Если в один прекрасный день физики примут гипотезу телепатии, они станут выдвигать теории, придумают опыты. Мы, конечно, никогда не научимся читать мысли друг друга, но, во всяком случае, узнаем почему.

«Вот что он сделал, — подумала Алина. И тут же поправила себя: — Вот что я сделала, потому что, перед самым разделением, то, что действовало, было еще частью меня, пусть даже сегодня это «что-то» обретается в теле Люсьена Лефрена. Я применила законы, о которых не ведала, но ведь Земля вращалась вокруг Солнца задолго до того, как мы, жалкие смертные, вывели уравнение гравитационной составляющей. Я не совершала невозможного — всего лишь маловероятное. Это не слишком обнадеживает, потому что маловероятное не случается два раза подряд и я не знаю, как верну утерянное».

Эта жгуче-насущная проблема впервые так ясно оформилась в ее голове, и Алина на какое-то мгновение застыла в недоумении.

* * *

В тот же самый момент Орланда, полностью удовлетворенный вечерним времяпрепровождением, садился на скамейку в парке. В окнах четвертого этажа горел свет, и, хотя было не так жарко, как в предыдущие дни, одно из окон открыли. Приближалась полночь. Машины не заезжали в этот тихий квартал в столь поздний час, и Орланда различал чей-то смех, восклицания. Он узнал красивый бархатный бас и богатое обертонами контральто: Луи и Дениза расточали комплименты Жанин. Альбер открывал бутылку шампанского — Орланда слышал, как выстрелила пробка, — а может, он это вообразил, представив себе веселую компанию за большим разоренным столом, Алину, которая торопливо достает бокалы из старой горки, привезенной из Ахена, побагровевшего Шарля, заявляющего, что при таких темпах «приема на грудь» он либо потащится домой пешком, либо кому-то придется отвезти его, вечную глупышку Ольгу — «Да ты ведь живешь на той стороне площади!» — всю эту банду, шайку, клику, сообщество старинных друзей, из которого он исключен. Во второй раз после «разделения» его пробрала ностальгия, и он взъярился на себя — у меня нет ничего общего с друзьями Алины! — но фантазии Жанин, но улыбка Денизы бередили его «полудушу», а вот Луи вскочил, чтобы открыть вторую бутылку, и объясняет Альберу, что, если техника безупречна, пробка никогда не выстрелит… Орланда видел эту сцену мысленным взором и совершенно точно знал, что благоразумная Алина воспринимает ее совершенно иначе. По мнению Орланды, Луи был не тучным, а просто крупным, могучим мужиком, а жирок — что ж, он всего лишь свидетельство здоровья… Ох, как, должно быть, щедры на ласку его лапищи… По телу Орланды пробежала дрожь вожделения (которую Алина всегда сдерживала!), он вообразил, как обрушивается на него сверху всей своей тяжестью голый мужской торс, как его лобок, в пароксизме желания, вжимается в промежность партнерши, и даже не заметил, что думает сейчас о своем теле, как о теле женщины. Некая дамочка, прогуливавшая в двух шагах от Орланды свою собачку, безнадежно взывала: «Кики! Ну Кики же! Мы здесь уже десять минут, негодник, а ты все отказываешься делать пи-пи! Давай, я хочу домой!» Но хитрый песик только принюхивался и шастал по кустам, а потом вдруг напрыгнул на ногу Орланды, грубо вырвав его из сладострастных мечтаний. Дверь дома распахнулась, появились Лардинуа, Дениза, Шарль и чета Ренье, они весело болтали. Почему-то Орланда отступил в тень, как будто боялся, что они его увидят. Он слышал слова прощания, видел, как Шарль прошел мимо него — всего в нескольких шагах. Пользуясь привилегией автора, я какое-то время подслушиваю мысли этого верного друга Алины: он найдет ключевые отрывки 26-го и 27-го годов, переснимет и вышлет Алине — ему это будет нетрудно, да что ты, сущие пустяки, пусть они всегда будут у тебя под рукой, так удобнее. Да-а, какой бы неуклюжей ни выглядела иногда привязанность Шарля, она безупречна и бесспорна.

Наверху, в квартире, Альбер говорил Алине, чтобы она все оставила, как есть, что завтра прислуга все приберет, и увлекал молодую женщину в спальню, где она сильнее, чем обычно, ощутила, как приятно полагаться на спокойную уверенность в себе любовника, — уж Орланда-то точно этого чувствовал…

День восьмой: пятница

Пробудившись, Орланда решил провести ревизию своего имущества: так, можно ничего не готовить заранее — через две недели, при переезде, хлопот не будет. Проверив, хорошо ли закрыта дверь, и убедившись, что телефон отключен, он погрузился в учебники, а в половине первого, держа в руке корзину со снедью, встретился с Алиной.

— Странно, но вчера я не знал, что ты собираешь всю компанию.

— Это была импровизация — мы хотели утешить Альбера перед путешествием в Гонконг.

— Гонконг?

Алина объяснила. А потом вдруг — в порыве вдохновения — рассказала о придуманной степени родства.

— Папа? Ты обвинила папу?!

Он ржал, как безумный.

— Это вовсе не смешно!

— Еще как смешно!

— А мне вот просто дурно от ужаса. Только представь, что будет, если это дойдет до его ушей!

— Да ладно тебе! Неужто ты так мало доверяешь Альберу?

— При чем здесь доверие? Ты загоняешь меня в опасную ловушку — парижские знакомые, между прочим, тоже могут удивиться: «А что это за молодой человек посещает ее каждый день в обед?»

— В любом случае ты меня официально «признала». Кстати, заметь: сегодня ты все время говоришь мне «ты».

Алина густо покраснела.

— Не смущайся, дорогая! Что может быть естественнее, чем обращаться на «ты» к себе самой? В крайнем случае я могу назваться твоим кузеном.

— Да нет у меня никаких двоюродных родственников!

— Ни Дюшатель, ни твои коллеги проверять не пойдут.

— Если ты «вылупился» из моей души… — Она на секунду замолчала, осознав, что и правда называет его на «ты», повинуясь какому-то безотчетному, но могущественному посылу. Вздохнув, продолжила: —…Так вот, если уж ты отделился, какого черта вторгаешься теперь в мою жизнь?

— Не знаю, — просто ответил он. — Не могу по-другому, вот и все.

Они молча переглянулись.

— Но ты ведь тоже не в силах мне отказать?

Алина утвердительно кивнула.

— С нами случилось нечто суперстранное, ни ты, ни я не знаем законов сего физического явления: придется просто пережить все это, а там посмотрим, может, и название ему найдем.

— Это «нечто» спровоцировал ты! — заметила Алина, слегка покривив душой: накануне вечером она осознала, что в момент «расщепления» то, что управляло этим процессом, было неотъемлемой частью ее существа.

Орланда — вот же самодовольный нахал! — даже возражать не стал.

— Я этого хотел, не спорю, но вина-то — твоя, и ничья больше! Если бы ты меня слушала, а не подчинялась так тупо маме, меня бы здесь сегодня не было.

— Ты повторяешься! Но я не согласна…

— Еще бы ты была согласна! Но истина в том, что я исчезал из того, что ты называешь «тобой», по мере того как ты сама меня создавала, и эту связь между нами — какой бы обременительной ни было ее существование — глупо отрицать. Ты создавала меня, ничего о том не ведая, но я-то помню каждое мгновение.

Алина молчала.

— По правде говоря, — добавил Орланда, — у меня более выгодное положение: я о тебе знаю все, ты обо мне — ничего.

«Пока не знаю», — подумала Алина, сама не очень понимая, что имеет в виду.

Но чем, черт возьми, закончится эта история? Куда мы движемся? Одно было очевидно — Орланда живет мгновением, он видится с ней, когда сам того хочет, и радуется этим встречам, ничего не загадывая наперед. Алина вздрогнула.