Вольный народец

— Она не знашь наших путей! — запротестовала Фион. — Ты устала, мать!

— Да, — сказала кельда. — Но дочь не мошь править кланом ее матери. Ты это знашь. Ты сознательная девочка, Фион, но настало время тебе выбрать хранителя и идти прочь искать собственный клан. Ты не мошь остаться здесь, — кельда опять взглянула на Тиффани. — Будешь, Тиффан? — она подняла большой палец размером со спичечную головку и ждала.

— Что я должна буду делать? — сказала Тиффани.

— Думать, — сказал кельда, все еще держа большой палец. — Мои парни — хорошие парни, храбрее не бывает. Но они думашь, что главу лучше использовать как таран. Эти парни для тебя. Мы, пиксти, не похошь на вас, большой народ, ты знашь. У тебя много сестер? У Фион нет ни одной. Она моя единственная дочь. Кельда благословляется только одной дочерью за всю жизнь, но у нее будут сотни и сотни сыновей.

— Они все — ваши сыновья? — спросила ошеломленная Тиффани.

— О да, — сказал кельда, улыбаясь. — За исключением нескольких моих братьев, которые пришли со мной, когда я стала кельдой. О, не удивляйся так. Ребята очень мелкие, когда рождашься, как горох в стручке. И они быстро растут, — она вздохнула. — Но иногда я думаю, что весь ум припасен для дочерей. Они хорошие мальчики, но с мозгами у них туговато. Тебе придется помочь им, чтобы они помогли тебе.

— Мать, она не мошь нести обязанности кельды! — выступила Фион.

— Почему бы и нет, если их мне объяснят, — ответила Тиффани.

— О, почему бы и нет? — сказала Фион резко. — Хорош, то становится очень интересным.

— Я помню, что Сара Болит говоришь о тебе, — сказал кельда. — Она сказала, что ты бышь странным дитем, — всегда смотрешь и слушашь. Она сказала, что у тебя была глава, полная слов, что ты не говоришь громко. Она спрашивала себя: «Что-то из тя выдет?» Пришло твое время — хочешь узнать?

Зная о сверлящей ее взглядом Фион, и, возможно, из-за сверлящей ее взглядом Фион, Тиффани облизала большой палец и мягко коснулась им крошечного пальца кельды.

— Ну, что ж, сделано, — сказал кельда.

Она внезапно откинулась назад, и так же внезапно как будто сжалась. На ее лице выступило больше морщин.

— Никогда не думашь, что оставлю своих сыновей без кельды, чтобы присмотрешь за ними, — пробормотала она. — Теперь я мошь вернуться в Последний Мир. Тиффан — пока кельда, Фион. В ее доме ты делашь, что она скажет.

Фион смотрела себе под ноги. Тиффани заметила, что та сердится.

Кельда осела. Она подозвала Тиффани поближе и более слабым голосом сказала:

— Это сделано. Теперь мой черед. Слушай. Найди… место, где время идет неверно. Это дорога. Она будет светить тебе. Верни во, чтобы облегчишь сердце твоей бедной матери, а может, и твою главу тоже…

Ее голос дрогнул, и Фион быстро склонилась к кровати. Кельда фыркнула. Она открыла один глаз.

— Нет, еще не совсем, — прошептала она Фион. — Я чую запах «Специальной жидкой мази для овец» на тебе, кельда?

Тиффани на мгновение растерялась, а затем сказала:

— Да. Э… здесь…

Кельда изо всех сил попыталась сесть снова.

— Лучшая вещь из тех, что люди когда-либо делали, — сказала она. — Мне только капельку, Фион.

— От этого на груди растут волосы, — предупредила Тиффани.

— Ай, да ладно. Ради «Специальной жидкой мази для овец» Сары Болит я рискну завитком-другим, — сказала старая кельда. Она взяла у Фион кожаную чашку размером с наперсток и подняла ее.

— Я не думашь, что то будет хорошо для тебя, мать, — сказала Фион.

— Мне судить, что будет, — сказала кельда. — Одну каплю, прежде чем я уйду, пожалуйста, кельда Тиффан.

Тиффани капнула немного из бутылки. Кельда раздраженно встряхнула чашку.

— Это было больше капли, что я имела в виду, кельда, — сказала она.

— У кельды щедрое сердце. Она сделала нечто слишком маленькое, чтобы быть большим глотком, но слишком большое, чтобы быть просто глотком.

— Айе, прошло много времени с тех пор, как я чуяшь тот запах, — твоя Бабуля и я привыкли пропустить глоток-другой у огня холодными ночами…

Тиффани очень ясно представила: Бабуля Болит и эта маленькая полная женщина сидят без дела у пузатой печки в фургоне, в то время, как овцы бродят под звездами…

— Вот видишь, — сказала кельда, — я чувствую твой взгляд. Это работа Точновидения, — она опустила чашку. — Фион, сходи за Всяко-Грабом и Уильямом бездомным.[12]

— Большуха закрыла выход, — буркнула надувшаяся Фион.

— Смею напомнить, что можно обойти через другую комнату, — сказала старая кельда тихим голосом, дававшим понять, что громкий голос не замедлит последовать, если кое-кто не сделает то, что ему сказали.

Сверкнув глазами на Тиффани, Фион отправилась восвояси.

— Ты знашь кого-нибудь, кто держит пчел? — спросила кельда.

Когда Тиффани кивнула, маленькая старуха продолжила:

— Тогда ты понимашь, почему у нас не мошь быть много дочерей. Не мошь быть две кроли в одном улье без великой борьбы. Фион должна выбрать из них, кто пойдешь за ней искать новый клан, где нужна кельда. Это наш путь. Она думает, что мошь быть не так, как девы иногда думашь. Буть с ней настороже.

Тиффани почувствовала, как что-то прошмыгнуло мимо нее — Всяко-Граб и бард вошли в комнату. Стало больше шума и шепота — снаружи собралась неофициальная аудитория. Когда все утихло, старая кельда сказала:

— То плохая вещь для клана, остаться без кельды хоть на час, чтоб следишь за ним. Потому Тиффан будет вашей кельдой, пока не придешь новая.

Вокруг Тиффани поднялся ропот. Старая кельда посмотрела на Уильяма бездомного:

— Такое бывало прежде, ведь я права? — спросила она.

— Айе, былины гласят: двады прежде, — ответил Уильям. Он нахмурился и добавил:

— Или можно сказать, трижды, если считать то время, когда Кроля была…

Его заглушил крик, поднявшийся позади Тиффани:

— Нет короля! Нет лорда! Нет хозяина! Нас не одурачишь!

Старая кельда подняла рукук:

— Тиффан — отродье Бабули Болит, — сказала она. — Вы все ее знашь.

— Да, и мы вишь, как мелкая карга смотрешь безбалдовому всаднику в глазы — и он не тудысь, — сказал Всяко-Граб. — Немного людей могут сделать такое!

— Я была вашей кельдой семьдесят лет, и мои слова не могут быть оспорены, — сказала старая кельда. — Итак, выбор сделан. Я говорю вам еще, что вы поможете ей выкрасть ее младшего брата. Эту судьбу я налагаю на вас всех в память обо мне и Саре Болит.

Она откинулась обратно на кровать и добавила тихим сдавленным голосом:

— А сейчас я хочу, чтоб бездомный сыграл «Милые цветы», и надеюсь втретишь вас всех снова в Последнем Мире. Тиффан я говорю: будь осторожна, — кельда глубоко вздохнула. — Где-нибудь сказки сбываются и былины не врут…

Старая кельда затихла. Уильям бездомный раздувал сумку мышедуя и дул в одну из трубок. Тиффани чувствовала в ушах пузырение музыки, слишком высокой, чтобы ее услышать.

Через некоторое время Фион наклонилась к кровати, чтобы посмотреть на мать и разрыдалась.

Всяко-Граб обернулся и посмотрел на Тиффани глазами, полными слез:

— Могу я просишь вас выйти в большую палату, кельда? — сказал он. — Нам тут надо делать, вишь ты как…

Тиффани кивнула и с большой осторожностью, чувствуя пиксти, разбегающихся с ее пути, выползла из комнаты. Она нашла угол, где она, казалось, никому не мешала, и села там, прислонившись спиной к стене.

Она ожидала великого «Вайли-вайли-вайли!», но оказалось, что смерть кельды была для этого слишком серьезной. Некоторые Фиглы плакали, некоторые застыли с пустыми глазами, и по мере распространения известия, плачущий зал заполнялся несчастной рыдающей тишиной…

…Холмы погрузились в молчание в тот день, когда умерла бабуля Болит.

Кто-нибудь поднимался к ней каждый день со свежим хлебом, молоком и объедками для собак. Этого не надо было делать слишком часто, но Тиффани услышала разговор родителей — отец сказал: «Мы теперь должны ухаживать за мамой».