Кит на заклание

В последующие годы киты возвращались в наши воды в начале декабря и гостили обычно до апреля, когда исчезали косяки сельди. Каждую зиму мы с нетерпением дожидались появления китов, и в своей симпатии к ним мы не были одиноки. Рыбаки Бюржо относились к этим гигантским животным с грубоватой, но дружелюбной почтительностью. Интересы китов и людей не пересекались — киты тщательно обходили рыбачьи сети и даже в качестве конкурентов не были опасны нашим соседям, так как до сельди рыбаки были не особенно охочи: за сезон они засаливали всего несколько бочек для домашнего стола; кроме того, немного сельди использовалось как приманка на другую рыбу. Так что сельди хватало и людям, и китам — в прибрежных водах плавали миллионы, а то и миллиарды рыб.

Между китами и рыбаками установились удивительно непринужденные отношения. Случалось, что киты всплывали всего в нескольких метрах от плоскодонки, ялика или даже двенадцатиметрового баркаса и, сделав мощный вдох, невозмутимо возобновляли рыбную ловлю, а двуногие рыболовы так же невозмутимо продолжали заниматься своими сетями.

Дядя Арт считал, что киты глядят на рыбаков с той снисходительностью, с какой мастера-виртуозы порой относятся к своим старательным, но не слишком способным ученикам. Однако как только у побережья появились сейнеры из Британской Колумбии, этой идиллии пришел конец.

Анатомы и подобные им специалисты по китовым трупам могут немало рассказать об устройстве тела кита и о сути его физиологических механизмов; но о том, как именно они действуют, мало что известно. Еще более поразительное неведение обнаруживает современная наука относительно поведения китов и их удивительной приспособленности к условиям водного мира. Мой друг, один из ведущих китологов нашего времени, недавно следующим образом резюмировал состояние нынешних знаний о китах: «Того, что нам, биологам, известно о жизни китов, едва ли хватит на контрольную работу для школьников».

Ничего странного в этом нет, поскольку на протяжении тысячелетий интерес человека к китам сводился к вопросу о том, как их лучше всего убивать. Мы живем в век техники, и лишь несколько десятков лет назад стали изучать китообразных; а к тому времени, когда ими наконец всерьез заинтересовались ученые, китов на нашей огромной планете осталось так мало, что даже мельком увидеть их удается лишь немногим счастливцам. Современный ученый, пытающийся проникнуть в тайны жизни китов, находится примерно в таком же положении, в каком оказался бы инопланетянин, пытающийся разобраться во всех тонкостях человеческой жизни, повиснув в стратосфере и наблюдая за человеком сквозь мутноватую толщу воздушного океана. К счастью, кроме тех сведений, которые удалось собрать профессиональным ученым, мы получаем еще и информацию из некоторых других источников.

Благодаря тому, что финвалы питаются сельдью (по крайней мере, в определенное время года и в определенный период своих странствий в океане), а также благодаря тому, что каждую зиму косяки сельди приходят к незамерзающему южному побережью Ньюфаундленда, случается, что гигантские морские млекопитающие месяцами живут буквально у порога нашего мира. И благодаря тому, что у нас есть люди вроде дяди Арта, питающие неуемный интерес ко всему живому на Земле — интерес, который сразу выдает человека, близкого к природе, — мы все же знаем о китах несколько больше, чем считает мой ученый друг.

Перед дядей Артом и другими рыбаками я в неоплатном долгу; хочу предупредить читателя — если такое предупреждение может ему пригодиться, — что все сведения о финвалах, составляющие суть моего рассказа, я почерпнул из наблюдений и догадок людей, близких к природе. Как, скажите мне, финвал ловит рыбу себе на обед? Даже на такой, казалось бы, фундаментальный вопрос в научной литературе нет ответа. Проникнуть в эту тайну помог мне дядя Арт, а затем, при помощи своих собственных наблюдений, подкрепленных научными данными об открытии китового эхолокатора, я — не без благоговейного ужаса — представил себе во всех подробностях процедуру охоты финвала на сельдь.

Зрелище, которое мы с дядей Артом наблюдали с утеса в тот зимний день 1967 года, — рыболовное состязание между семьей финвалов и сейнером, этим чудом современной техники, — чрезвычайно развеселило дядю Арта. И неспроста.

Что такое сейнер для ловли сельди? Это судно новейшей конструкции: стальной корпус в тридцать с лишним метров длиной, дизельный двигатель, сложнейшее электронное оборудование, разработанное и построенное на основе последних достижений человеческой техники с одной-единственной целью — догнать и изловить рыбешку размером около тридцати сантиметров. Для начала такой сейнер находит косяк сельди при помощи замысловатого эхолокатора, посылающего в воду звуковую волну и принимающего ее отражение от встреченных в воде предметов. Отраженный сигнал — то есть «эхо» — регистрируется на медленно движущейся бумажной ленте, и если где-то поблизости идет густой косяк сельди, это сразу будет отмечено на ленте. Одновременно отмечается расстояние до косяка и глубина, на которой он плывет. Сейнер «берет» этот электронный след и через какое-то время настигает косяк. Затем в ход идет кошельковый невод — мелкая сеть, которая должна окружить косяк со всех сторон. Сомкнув невод в кольцо, его «подбирают» — сводят вместе нижние края и постепенно стягивают невод по окружности, пока весь улов не соберется возле сейнера в гигантском сачке. Тогда, опустив в этот «сачок» мощную всасывающую трубу, сельдь перекачивают в трюм. Все это довольно сложные операции, и длятся они несколько часов кряду.

Для сравнения с сейнером скажем, что финвал — это тоже гигантский механизм, состоящий из костей, мышц, сухожилий и мозга, — механизм, превратившийся в процессе эволюции в совершенное орудие для преследования и поимки той же сельди — рыбешки длиной около тридцати сантиметров.

Кит обнаруживает косяк сельди либо при помощи зрения — а видит он под водой великолепно, — либо при помощи своей чрезвычайно замысловатой эхолокационной системы: он посылает звуковые сигналы низкой частоты и широкой направленности [6] и принимает отраженный звук, то есть эхо; таким образом кит «просматривает» находящуюся перед ним толщу воды на несколько миль вперед. Заметив косяк сельди — а финвал, очевидно, умеет отличать сельдь от других рыб такого же размера, — кит направляется к нему со своей обычной подводной крейсерской скоростью — около восьми узлов.

Приблизившись к цели, он резко разгоняется — узлов, видимо, до двадцати — и, изменив курс, принимается сужающимися кругами носиться, точно торпеда, вокруг косяка. При этом он поворачивается на бок, обратив к сельди свое брюхо. Спина у финвала серовато-черная, а его огромное брюхо покрыто блестящей белой кожей с высокой отражающей способностью. Окруженная этим сверкающим кольцом света, [7] сельдь сбивается в плотный косяк, как если бы ее сгоняла суживающаяся сеть.

Но вот кольцо света стянулось, рыба согнана. Тогда кит, широко разинув свою чудовищную пасть, внезапно бросается в самую гущу сельди.

Даже при внушительных размерах китовой пасти одной скорости было бы недостаточно для того, чтобы в полной мере окупить затраченные на охоту усилия. Поэтому кит пускает в ход еще один весьма необычный прием. Примерно две трети нижней части его туловища, от могучей нижней челюсти и до середины брюха, покрыты складками — получается нечто вроде гигантской гармони. Складки эти имеются у всех полосатиков; у финвала их около ста. Когда плывущий с большой скоростью финвал резко открывает пасть, складки растягиваются под давлением хлынувшей в пасть воды и вся передняя часть тела кита раздувается до колоссальных размеров. Так что хотя объем пасти финвала составляет всего несколько сот литров, охотясь, он почти мгновенно зачерпывает несколько тонн морской воды вместе со всем содержимым. Затем кит ловко захлопывает пасть; мускулатура, управляющая брюшными складками, сокращается, выталкивая ненужную воду сквозь щели по сторонам рта. Сельдь же удерживается бахромой китового уса, и, когда вся вода процежена, финвал языком проталкивает сельдь в свой весьма узкий пищевод, откуда она поступает в один из нескольких желудков. Вся операция занимает около десяти минут.