Кит на заклание

В субботу рано утром, когда я завтракал, Джек позвонил и сообщил мне о малоутешительных результатах своих попыток. Однако сдаваться он пока не собирался.

— Раз ты говоришь, что у тебя на руках восьмидесятитонный кит, я тебе верю. Боюсь только, что немногие поверят мне. Но ты не волнуйся. Занимайся проблемой кормежки, а я буду теребить этих идиотов до тех пор, пока кто-нибудь из них не соизволит заняться твоим китом.

В субботу снова поднялась пурга. Поход в Олдриджскую заводь пришлось отложить до наступления более сносной погоды, и я весь день ходил из угла в угол, составляя разные планы спасения китихи. Надо было обдумать и мои конечные цели. Допустим, я найду способ кормить китиху в заводи. Но ведь тогда свободы ей уже не видать; скорее всего, китиху станут использовать просто как приманку для туристов, и кто-то наживет на ней громадные деньги. Спасти животное только для того, чтобы отдать его на потеху цивилизованным дикарям, — что может быть отвратительнее! Однако голос подавали и чисто эгоистические соображения, и они заставляли меня колебаться. В конце концов, не каждому выпадает честь быть номинальным владельцем такого потрясающего зверя. Кто еще на земле имел когда-нибудь «ручного» финвала? И все же... и все же я понимал, что держать китиху в неволе не намного благороднее, чем использовать ее в качестве мишени.

В конце концов я решил, что не имею права ставить интересы человека (в том числе и свои собственные) выше интересов попавшего в беду животного. Единственное, что я мог сделать для своей китихи, — это постараться отпустить ее на свободу. Только так ее можно было спасти.

Приняв решение, я стал искать способ его осуществить. Исходя из картографических данных, моих дневниковых записей о погоде и кое-каких сведений, почерпнутых от братьев Ганн и других рыбаков, я заключил, что, когда китиха вошла в Олдриджскую заводь, преодолев пролив в южной ее части, воды в проливе было три метра и тридцать сантиметров. В учебнике по китологии говорилось (правда, без ссылок на точные измерения), что примерно столько и составляет осадка взрослого финвала, плывущего по поверхности.

Судя по таблицам приливов, подобной глубины можно было ожидать в проливе только через месяц. Следовательно, у меня было чуть меньше месяца на подготовку операции по извлечению китихи из заводи. Учитывая трудности, с которыми мне, очевидно, предстояло столкнуться при попытке вывести этакую громадину через узкий пролив, месяца могло и не хватить. Сейчас, однако, надо было срочно заняться более насущной проблемой: как сохранить пленнице жизнь?

Основной трудностью оставалась, конечно, кормежка. Я наблюдал за финвалами в Бюржо уже несколько лет и знал, что, сказав Джеку, будто финвалы не едят сельдь, китолог из Британской Колумбии сморозил глупость. Далеким от истины было, по-видимому, и его утверждение, что финвал может преспокойно прожить полгода на одних только запасах своего подкожного жира.

Обеспечение запаса питательных веществ — вовсе не основная функция подкожного жирового слоя кита. Слой этот развился у китообразных прежде всего потому, что они живут в ледяной воде и нуждаются поэтому в хорошей теплоизоляции. Голодающий кит действительно начинает потреблять свой собственный жир в качестве горючего, но в холодных северных водах это прямым путем ведет его к гибели. Чем тоньше становится слой подкожного жира, тем больше «горючего» требуется киту для поддержания постоянной температуры тела, и если другого источника питания нет, кит погибает от голода и холода. [12]

В феврале средняя температура моря в районе Бюржо — чуть ниже нуля по Цельсию. Было совершенно очевидно, что если не обеспечить китихе регулярного и обильного кормления, то месяца она не проживет.

Чтобы кормить китиху, нужна была сельдь. Братья Ганн сказали мне, что рыбы в Олдриджской заводи становится все меньше и меньше. Либо пленница уже съела всю сельдь, либо косяки ушли, напуганные ее гигантским аппетитом. Поскольку сельдь обычно не склонна к самоубийству, я не рассчитывал, что новые косяки пойдут в заводь по доброй воле. Предстояло найти способ загнать их в заводь и удержать там. Как это сделать, я не имел ни малейшего понятия.

Не менее важно было и защитить китиху от «охотников». Запрещение пользоваться огнестрельным оружием еще не гарантировало безопасности животного. Напротив, Дэнни дал мне понять, что, если я лишу стрелков живой мишени, они найдут другой способ расправиться с китихой, хотя бы для того, чтобы отомстить мне. Между прочим, в Бюржо имелись немалые запасы динамита, и он был буквально под рукой. Я надеялся, что о нем не вспомнят, но никакой уверенности у меня не было.

Итак, для спасения своей подопечной я должен был решить три проблемы: питание, охрана и освобождение, причем последнее — не позже, чем в ближайший сизигийный прилив. Стало совершенно ясно, что одному мне со всем этим не справиться. Надо было найти союзников в «большом» мире.

В субботу утром я вновь обратился к услугам своего черного джина. На этот раз я послал его в самые что ни на есть высокие сферы, и после двухчасовой битвы с враждебными демонами эфира джин свершил чудо — связал меня с министром рыболовства Ньюфаундленда, в чьи прямые обязанности и входила, собственно говоря, забота о дальнейшей судьбе китихи из Олдриджской заводи. Убеждая и умоляя его, я не жалел своих голосовых связок, но единственным ощутимым результатом моих воплей была хрипота, которая потом усиливалась с каждым днем. Министр объяснил мне, что у правительства Ньюфаундленда есть заботы посерьезнее, чем жизнь какого-то финвала.

Столь же безрезультатными оказались и переговоры с другими чиновниками ньюфаундлендских и федеральных ведомств. Было очевидно, что власти не имеют ни малейшего желания брать на себя ответственность за китиху или помогать мне в исполнении моих добровольных обязательств. Я подозреваю, что многие из тех, с кем я говорил, считали меня немного сумасшедшим.

Потерпев поражение на всех фронтах, я был вынужден обратиться к мэру Бюржо, хотя мой прошлый опыт не давал мне никаких оснований ожидать поддержки от местных властей. Оказалось, что мэр уехал в Сент-Джонс. Тогда я связался с его помощником, одним из двух врачей местной больницы. Это был человек мягкий душой и стройный телом, внешне чем-то похожий на иву и так же, как ива, неспособный противиться натиску ветра. В силу своего характера он обычно старался сохранять нейтралитет, но мою просьбу о помощи встретил с явной враждебностью. Он заявил, что, во-первых, ни он лично, ни муниципалитет никакой ответственности за китиху не несет, а во-вторых, я вообще лезу не в свое дело. Жена его, также врач и член муниципалитета, поддержала его точку зрения и добавила, что жители Бюржо имеют полное право убить китиху любым доступным им способом. Тем более, сказала она, что мясо можно прекрасно использовать на корм собакам. Возможно, это всего лишь случайное совпадение, но врачи держали двух ньюфаундлендов — собак огромных и прожорливых.

Уже давно стемнело, дом сотрясался от порывов штормового ветра. Червь сомнения закрался в мою душу. Наверное, я и вправду немного не в себе, если думаю, что могу спасти плененную китиху. Видимо, она обречена... Может быть, я и вправду лезу не в свое дело, пытаясь предотвратить трагедию, предрешенную самой природой? Но тут я вспомнил, как в зеленоватой глубине китиха скользила прямо под лодкой Курта Бангея, и все мои сомнения исчезли. Ведь этот несчастный кит — один из последних представителей вымирающего рода! Я должен был спасти пленницу. Кто знает — а вдруг за несколько недолгих недель, проведенных в тесном общении, нам удастся преодолеть психологический барьер, разделяющий кита и человека? Может быть, тогда человечество хотя бы отчасти изменит вековое представление о ките, как о животном враждебном и страшном? Хорошо, если бы в конечном счете мне удалось вызвать у людей сочувствие к загадочным обитателям океана и тем самым приостановить их безжалостное истребление!