Кит на заклание

От премьер-министра Смолвуда известий не поступало. Зато в аэропорту Гандер три самолета с репортерами и фотографами уже стояли на взлетных дорожках, ожидая лишь сведений о толщине льда в заливе Галл-Понд.

Единственной обнадеживающей новостью было сообщение с острова Рамеа: ловушку уже переправили на пристань, и в воскресенье рефрижераторное судно «Карибу рифер» доставит ее в Бюржо. Однако из этого следовало, что воспользоваться ею мы сумеем не раньше понедельника, а первый улов получим, видимо, только во вторник. Я не был уверен, что китиха может ждать до вторника. Юго-западный клуб не возражал против того, чтобы вечером повторить ловлю неводом, но руководство клуба было обеспокоено отсутствием денег. Я заверил их, что, если понадобится, я заплачу из своего кармана.

Вернувшись в заводь, мы с Оуни застали там толпу любопытных. Большинство из них оставили свои лодки — штук десять — пятнадцать — за пределами заводи, но один довольно большой баркас стоял прямо в центре пролива, безнадежно парализованный намотавшейся на винт заградительной сетью, которую утром мы снова, уже в третий раз, натянули поперек пролива.

Хозяина баркаса звали Роуз. Он немного рыбачил, но в общем предпочитал наниматься в проводники к охотникам с материка, иногда приезжавшим в Бюржо бить лосей. Был случай, когда по просьбе Роуза я помог ему отстоять отобранное у него удостоверение профессионального проводника, и теперь я никак не ожидал от него такой неблагодарности. Указывая на плакат у входа в пролив, я спросил Роуза, читал ли он распоряжение властей. Он обернулся, и я увидел его покрасневшее лицо.

— Я не умею читать, — злобно крикнул он в ответ. И я тут же устыдился своего вопроса, вспомнив, что Роуз, подобно большинству своих сверстников из аутпортов, не получил практически никакого образования.

— Да если бы и умел, — с вызовом добавил он, — все равно бы не послушался ваших распоряжений. Каждый человек имеет право плыть, куда ему надо.

К счастью, в этот момент появился полицейский катер. Баркас высвободили из сети, а Роуза попросили не идти через центральную часть заводи. Применить что-либо посильнее просьб Мэрдок не был уполномочен, а одних только просьб скоро оказалось недостаточно. С десяток молодых людей вошли в заводь на моторных лодках и — явно назло констеблю и мне — понеслись по заводи. Гоняться за китихой в нашем присутствии у них не хватило смелости, и все же обеспокоенное животное, стараясь держаться от них подальше, заплыло в мелководную часть заводи.

Утренней безмятежности как не бывало: в заводи установилась неприятная, напряженная атмосфера. Хотя большинство зрителей были настроены вполне миролюбиво, явная враждебность юнцов на катерах повисла над Олдриджской заводью, точно ядовитый туман. Я опасался, что даже присутствие констебля не остановит этих воинственных молодых людей, и со страхом думал о возможном повторении воскресных событий.

Обстановку немного разрядило прибытие группы офицеров с «Монтгомери», пожелавших взглянуть на китиху. С ними был и океанограф, оказавшийся моим горячим сторонником. Он сообщил мне, что Опекун по-прежнему несет вахту недалеко, от бухты, уходя в глубину, только когда поблизости появляется слишком много лодок.

Мне нужно было вернуться в Мессерс для подготовки к вечернему лову, но Дэнни и Мэрдок обещали не покидать заводи, пока из нее не уйдут все моторные лодки. Никакой уверенности в том, что их присутствие обеспечит китихе безопасность, у меня не было, и, когда Оуни развернул свою плоскодонку и направил ее к дому, я погрузился в самые мрачные размышления. Оуни почувствовал это и, высадив меня у причала Сима Спенсера, негромко сказал:

— Не расстраивайтесь, шкипер. Есть ведь и такие, кто не желает китихе зла. Они на вашей стороне. Бюржо теперь будто лодка без руля. Люди-то со всего побережья к нам съехались, теснота, неразбериха, вот у некоторых и помутилось в голове — сами не соображают, что делают.

В тот вечер попытка загнать сельдь в заводь окончилась неудачей. По совету одного дельфинолога из Флориды, я решил применить яркий свет для привлечения косяков мелкой рыбы в бухту; мы рассчитывали, что со светом каждый заход невода будет более успешным, чем в темноте. Взяв на рыбозаводе небольшой генератор и пару прожекторов, я установил их у входа в пролив.

Генератор работал исправно, и прожекторы светили вовсю, но в первый же заход невод зацепился за дно и был изодран в клочья. Я перешел на одну из лодок, чтобы взглянуть на остатки сети, и обнаружил, что она расползлась, точно гнилая солома. Между тем в прошлый раз невод был в отличном состоянии. Никто из присутствующих не мог членораздельно объяснить, каким образом за два дня он совершенно сгнил. Курт вообще молчал и старался на меня не глядеть, а братья Андерсон, чувствуя, что я подозреваю их в подмене невода, держались вызывающе.

— Невод тут ни при чем, — утверждали они. — Невод был в полном порядке. Это все камни. По такому дну нельзя ловить неводом. Мы согласились рискнуть, чтоб только вас ублажить, вот и погубили свой невод. Кто нам теперь за него заплатит?

Я с отвращением отослал их домой. Мы остались, надеясь, что свет привлечет в заводь хоть немного сельди. Небольшой косяк действительно показался в проливе, но в заводь не пошел. Причина этого была вполне ясна.

Не страшась ослепительного света прожекторов, китиха все время плавала в южном конце заводи, стараясь держаться как можно ближе к проливу. Она то и дело оказывалась на мелководье и, чтобы не застрять, вынуждена была плыть на поверхности. Сердце разрывалось, глядя на нее. Было совершенно очевидно, что она отчаянно голодна и прекрасно понимает, чем мы занимаемся.

В два часа ночи мы наконец признали бесплодность своих попыток и, собрав снаряжение, покинули заводь. Может быть, в наше отсутствие Опекуну удастся то, что не удалось нам, думал я. На этот случай мы оставили пролив открытым.

Единственное, что могло бы нас хоть немного утешить после долгого и утомительного дня, это прибытие подкрепления — скажем, Шевилла и его спутников. Но их не было: командование американской военной базы решило, что атмосферные условия все еще недостаточно благоприятны для полета в Бюржо. Устало поднявшись на крыльцо и войдя в кухню, я застал Клэр сидящей у стола, заваленного нашей корреспонденцией. Еще днем в Бюржо пришел наконец «Бакальо», каботажное судно, задержавшееся из-за непогоды, и, узнав об этом, Клэр отправилась на почту. Домой она вернулась, сгибаясь под тяжестью мешка, полного писем.

Я был так измучен, что лишь бегло проглядел их. Там были письма из всех уголков Северной Америки. Во многих конвертах лежали чеки на небольшие суммы и даже монеты — пожертвования от самых разных людей: школьников, управляющего чикагским автозаводом, животновода из Калгари, конферансье из Нью-Йорка, домашней хозяйки из Лабрадор-Сити. Содержание писем было примерно одно и то же: все эти люди просили меня, иногда в весьма высокопарных выражениях, спасти китиху, выпустить ее на волю. Некоторые письма казались сентиментальными. Но для меня важны были не слова. Меня тронуло сострадание, которое испытывали авторы писем к гигантскому и таинственному, животному, бесконечно кружившему по своей тесной клетке — небольшой заводи у берегов далекого Ньюфаундленда.

Эти письма снова вдохнули в меня надежду.