Над Тиссой

«Ваше здоровье, Петро Петрович!»

«Спасибо!» — сейчас же откликнулся мастер.

Он поинтересовался, откуда незнакомый человек знает его имя и фамилию. Тот пристально посмотрел ему в глаза и тихо сказал:

«Не узнаешь, кум?»

Чеканюк долго вглядывался в рыхлое, с лохматыми бровями, чужое лицо. И постепенно проступили на нем давно забытые черты: крупная родинка на щеке, большие зубы, оспинки на кончике широкого носа, упрямый подбородок, разделенный ложбинкой. Кум Ярослав! Ярослав Граб, надевший в годы войны форму эсэсовца.

Почувствовав себя узнанным, Граб нахмурил брови: тише, мол, ничего не спрашивай — сейчас, дескать, не время и не место рассказывать, откуда и как я появился.

Они еще выпили, закусили и, расплатившись, вышли на улицу. Тут Граб заявил, что ему негде ночевать и его должен приютить, по старой дружбе, мастер Чеканюк. Пришли на Первомайскую. Пробирались не улицей, а огородами и садами. Почему? Мастер уже догадывался, каким ветром его забытого кума занесло в Закарпатье. Когда вошли в дом, то Граб подтвердил догадки Чеканюка. Он прямо сказал, что перешел границу, и потребовал от мастера спрятать его на два-три дня, не больше. Гостеприимство он щедро оплачивал: бросил на стол тугую пачку сторублевок. Вот она здесь, в деле, крест-накрест заклеенная белыми полосками бумаги. Мастер Чеканюк принял деньги, спрятал в сенном сарае своего кума. Вот и всё.

Генерал Громада внимательно прочитал показания Чеканюка. Потом еще раз и еще.

— Почему кум пришел именно к вам? — спросил он, быстро взглянув на мастера.

— Вот об этом, товарищ генерал, я и сам все время думаю: почему? — Он потупился, глядя на свои жилистые темные руки. — Я при старом режиме… при Августине Волошине был сичевиком. Про меня теперь всякое можно подумать.

— Мы судим о человеке по его делам.

— Лучший мастер в депо Явор, — сказал Зубавин.

Громада протянул Чеканюку руку:

— Примите, Петро Петрович, благодарность от пограничников… Ваш кум вооружен?

— Вроде как бы нет, а там кто ж его знает!

— Планами делился?

— Пока не успел. Да я и не показывал виду, что меня это интересует.

— Надо сделать так, чтобы при аресте Граба не причинить никакого беспокойства ни Петру Петровичу, ни его домашним, — посоветовал Громада майору Зубавину.

— Граб думает, что вы сейчас на работе? — спросил Зубавин у Чеканюка.

— Да. Утром я проведал его и сказал, что иду в депо.

— Скажите, Петро Петрович, а когда вы пили с Грабом, самогон не развязал ему язык?

— Какой же самогон в пивном баре! — удивился мастер.

— В баре самогона не было, но, может быть, у кума нашелся? — с улыбкой спросил Зубавин, перелистывая страницы допроса шофера Скибана.

— Нет, дома мы ничего не пили.

— Как вы с Грабом прошли в дом? — последовал новый вопрос после продолжительного молчания.

— Мы в дом не заходили. Прямо в сарай. Задами пробирались.

— А когда вы входили, вас никто не видел? Из соседей, например?

— Вроде бы нет.

Зубавин переглянулся с Громадой, закрыл папку и отпустил Чеканюка.

— Ну, каков ваш вывод, товарищ майор? — Громада, нахмурившись, набивал трубку.

— Пока не арестован этот нарушитель, я не имею права считать достоверными ни показания Чеканюка, ни Скибана.

— Да. — Генерал густо задымил и закрыл глаза. — Если прав шофер Скибан, — в раздумье проговорил Громада, — тогда почему пришел к вам мастер Чеканюк? Вторая версия: Чеканюк искренен, он рискует жизнью. Но тогда зачем понадобилось шоферу Скибану клеветать на него?

— Возможно, он заинтересован в том, чтобы направить розыск по ложному пути, — ответил Зубавин. — Не нравится мне этот Скибан. Может быть, я и ошибаюсь, но мне кажется, что он неспроста приходил к нам. У меня есть подозрение, что он как-то причастен к делу.

— На чем основано это подозрение?

— Пока, товарищ генерал, не имею никаких объективных данных. Буду собирать факты.

Вечером того же дня под проливным весенним дождем Зубавин и сопровождавшие его лица подъехали к верхнему концу Первомайской улицы. Оставив здесь машину и выслав оцепление, они двинулись к дому мастера Чеканюка. И как только они переступили порог калитки, из-под темного навеса крылечка неслышно вышел Петро Петрович. Он, повидимому, давно поджидал гостей. Зубавин посмотрел в дальний конец двора, где влажно блестела оцинкованная крыша сарая:

— Постучите. Скажите, что принесли ужин.

Осторожно шагая и с опаской оглядываясь, мастер двинулся к темному сараю. Зубавин неслышно шел рядом, засунув руки в карманы дождевика и обходя лужи.