Ангелы Монмартра

– Мсье Дежан, вы встали! – На ее лице искренняя радость. – Как себя чувствуете? Я позову доктора…

– Постойте, – Анж осторожно коснулся ее рукава. – В какой я больнице?

– Это госпиталь Сальпетриер.

– А… как долго я здесь нахожусь?

Медицинская сестра ответила после некоторого колебания.

– Вы поступили вчера утром, около одиннадцати часов.

– Странно… я думал… гораздо раньше.

– Я все-таки позову доктора. Пожалуйста, не уходите!

– Еще вопрос… Почему я здесь? И почему в отдельной палате?

– Это распоряжение комиссара полиции. Вы ничего не помните?

– Увы, нет, – нехорошее предчувствие завладело Анжем: а вдруг всё окажется правдой?!

– Вчера вы стали свидетелем убийства… Я и так слишком много рассказала. Дождитесь доктора, он сообщит всё, что вам необходимо знать.

* * *

Доктор подтвердил, что убитая девушка действительно была. Дежан почувствовал, как его мысли вновь стремятся выплеснуться из более или менее упорядоченного русла. Тягучая тьма начала заполнять мозг, но Анж продолжал бороться. Сейчас он хватался за любую возможность удержаться на поверхности страшного омута.

– Доктор, вам известно ее имя?

– Нет, инспектор не называл.

– А не может быть, что это я сам…

– Вы появились на месте преступления позже, и ваша реакция на происшедшее не дала повода к подозрениям. В противном случае комиссар арестовал бы вас. Правда, на всякий случай он приставил к входу в здание двоих полицейских – для охраны свидетеля.

– Но я же не видел… как она погибла. Тогда я лежал без сознания на ступенях Сакре-Кёр…

– Вот как? На вас тоже напали?

– Нет, но… Кажется, поскользнулся на ступенях и ударился затылком. Как свидетель я вряд ли смогу помочь.

– Разбираться – дело полиции. Комиссар говорил, что вы жили с той девушкой и могли быть последним, кто видел ее перед смертью… Всё, всё, ни слова больше, вы слишком взволнованы. Отдохните, продолжим беседу завтра.

* * *

Анж не спал почти всю ночь. Он готовился к новой встрече с доктором, вспоминал последние события, которые, впрочем, всё так же казались ему бредом. Как рассказать о Кристелле Брошногроджич, ангеле смерти и вместе с тем дочери одного из гуситских вождей? Кто на самом деле Мим – демон сна, греческий бог или кучер кареты, обвешанной яркими фонариками? Как описать придуманный им, Дежаном, театр? Что такое Спектакль? Какие слова найти для рассказа о небесной битве?

Нет, довольно. Меня запрут в сумасшедший дом. Не всё ли равно, если Селены уже нет? Это лучший исход – забыться навсегда, провести остаток жизни в четырех стенах и больше ни с кем не общаться. Только покой. И не придется прятать глаз от Моди, папаши Фредэ, мадам Донадье, что-то бормотать в ответ на неудобные вопросы, чувствовать на себе полные унизительной жалости взгляды.

Возможно, его всё же кто-нибудь навестит, но потом о нем позабудут и наступит полный покой, блаженное уединение в отдельной палате-камере. Пожалуй, стоит завещать лечебнице свое состояние, чтобы купить одиночество до конца жизни. А после смерти он воссоединится с Селеной на небесах. Да-да, на небесах, ведь художник и акробатка не успели сотворить много зла. Прекрасная смерть, завидная участь.

Селена… Анж ужаснулся мысли, что когда-нибудь позабудет ее черты. И тут память, словно в насмешку, вдруг превратила только что четко виденное им родное лицо в расплывчатый овал. Дежан еще мог представить по отдельности ее губы, глаза… Нет, глаза вспоминались уже смутно. Вроде бы всё тот же зеленый оттенок, изящный рисунок ресниц, даже морщинки в уголках глаз… Но в памяти стерлась та особенная, колдовская искринка. Художник встревожился, начал мучительно вспоминать – еще раз, и еще. Образ неизменно ускользал.

Тогда Анж стал проклинать себя. Нет, он больше не художник, если не в силах вспомнить живой образ самого близкого и любимого человека! И значит, не должен находиться среди нормальных людей… Память – самый капризный и жестокий из всех врагов.

Он забылся в беспокойном сне. А под утро разум смилостивился над ним: Анж увидел Селену очень отчетливо и ярко, так, словно девушка стояла перед ним наяву, с печальной и понимающей улыбкой. Я должен нарисовать тебя, обрадовался он, нарисовать, чтобы больше никогда не забыть. Ты ушла и не оставила даже фотографической карточки. Но зато ты и я – мы! – остались на беглом наброске Модильяни. Этот листок может оказать неоценимую услугу…

* * *

На следующее утро доктор узнал много нового об ангелах. Он слушал внимательно и лишь изредка уточнял детали сопутствующими вопросами и замечаниями. Анж понимал, что ему не верят, но продолжал свой рассказ. Нужно было выговориться, излить душу постороннему человеку. Под конец, когда речь зашла о ночной битве керубов и серафимов, он разволновался, вскочил и начал жестикулировать. Доктор взял Анжа за плечи и с мягкой настойчивостью усадил на кровать.

– Знаете, мсье Дежан, я вам искренне завидую. Вы видели то, о чем простой смертный не может даже помыслить. Будь вы литератором, я присоветовал бы вам написать об этом, и первый предрек бы роману успех. Но художнику больше подойдут эстамп и краски. Пока выделю карандаш и блокнот. Это при условии, что в дальнейшем одна из ваших работ украсит мою коллекцию. Вы же знаете, в наше время модно собирать картины. Сейчас рисуют даже официанты бистро. Искусство противостоит войне и становится много острее, пронзительнее. Вот, к примеру, битва ангелов. Она куда более значительна, чем окопные будни. Нарисуете ее и станете знаменитым.

– Мне не нужна слава! – с горечью воскликнул Анж. – Я хочу рисовать Селену!

– Конечно, мсье Дежан. Меня волнует ваш утомленный вид. Вы плохо спали? А давали ли вам сегодня лекарство? Следует выговорить нерадивой сестре… – Доктор вынул из кармана продолговатую коробочку, в которой лежал обернутый ватой шприц. – Это новейшее лекарство. Оно сильнодействующее, одной инъекции будет достаточно, чтобы вернуть вам душевное равновесие. Вы не боитесь уколов?

– Нет, если лекарство поможет.

– В таком случае не шевелитесь… Постарайтесь унять дрожь, иначе я не попаду вам в вену… Вот так, замечательно. А теперь отдохните.

* * *

После укола Анж провалился в океан новых кошмаров, в иной мир, где сквозь зияющие разломы земной тверди неудержимо выплескивался ад, а над ним миллионы ангелов с перекошенными от ярости лицами рвали на части кричащее от боли небо. И где же, где в этой охваченной безумием вселенной оставалось место для людей, для Селены, для Анжа?!

Это наркотик. Меня обманули…

* * *

Он очнулся в поту, с сильнейшей головной болью, и не мог понять, за что наказан новым ужасом. Анж окончательно замкнулся, решив больше не разговаривать с доктором. Когда он был близок к истерике, появился Гастон Маранбер. Дежан обрадовался ему, как единственно близкому человеку в невыносимо чужом мире.

* * *

…Больничные будни остались позади. Вернувшись в дом на улице Лепик, художник принялся исступленно рисовать. Он забыл обо всем и обо всех, лишь иногда возвращался в реальность, чтобы попросить Маранбера о закупке новых карандашей, красок и чистых картонов. Свою работу Анж тщательно скрывал от посторонних, никому не позволяя заходить в спальню-мастерскую. Мадам Донадье поначалу угнетала его отчужденность, но вскоре вдова привыкла и решила не досаждать постояльцу.

Первые контурные наброски показали, что рука прекрасно слушается и линии четко ложатся на картон. Значит, его умение просто дремало в закоулках сознания, а ныне с новой силой вырвалось на свободу. Пусть образ Селены оставался в памяти неуловимым и размытым, но рука, словно обладая собственным разумом, с первого же раза безошибочно вывела знакомый контур лица, форму глаз, очертания носа, скул, губ, подбородка. Девушка на рисунке улыбалась, и пораженный Анж уже не мог припомнить, хотел ли изобразить ее улыбку с самого начала, или…