Сыновья и любовники

Она изображала этакую наивность.

— В сущности, любовь — огромная улыбка, — ответил Пол.

— Исподтишка, Апостол Морел… уж ты мне поверь, — сказала Беатриса. И опять разразилась негромким злым смехом. Все до единого приятели Пола с восторгом нападали на Мириам, и Пол не кидался ее защищать — казалось, он таким образом пользуется случаем ей отомстить.

— Ты все еще преподаешь? — спросила Мириам Беатрису.

— Да.

— Тебя, значит, не уволили?

— Думаю, уволят на Пасху.

— Просто позор — неужели тебя выгонят только за то, что ты не сдала экзамен?

— Кто его знает, — холодно ответила Беатриса.

— Агата говорит, ты ничуть не хуже любой другой учительницы. Нелепость какая-то. Но почему же ты не сдала экзамен?

— Не хватает мозгов, верно, Апостол? — бросила Беатриса.

— Только и хватает, чтоб кусаться, — со смехом ответил Пол.

— Несносный! — крикнула она и вскочила, кинулась к нему и шлепнула по щеке. Ручки у нее были маленькие, очень красивые. Он стиснул ее запястья, а она пыталась вырваться. Наконец высвободилась, обеими руками ухватила его густые темные волосы, затрясла.

— Твоя взяла! — сказал Пол, пальцами приглаживая волосы. — Ненавижу тебя!

Беатриса расхохоталась.

— Берегись! — сказала она. — Я хочу сесть рядом с тобой.

— Предпочел бы в соседки ведьму, — сказал он, однако подвинулся, и она уселась между ним и Мириам.

— А как взъерошены его распрекрасные волосы! — крикнула она и расчесала их своей гребенкой. — А до чего прелестные усики! — воскликнула она. Откинула назад его голову и прошлась гребенкой по недавно отпущенным усикам. — Усы у тебя греховные, Апостол, — сказала она. — Рыжие — бесстыжие. Те сигареты у тебя еще есть?

Пол достал из кармана портсигар. Беатриса заглянула в него.

— Подумать только, беру самоновую сигарету, — сказала Беатриса и зажала ее между зубами. Пол поднес зажженную спичку, и Беатриса со вкусом затянулась.

— Покорно благодарю, миленький, — насмешливо изрекла она.

Ее переполняло злорадство.

— Мириам, правда, у него это мило получается?

— Даже очень, — ответила Мириам.

Пол тоже взял сигарету.

— Огоньку, старина? — спросила Беатриса, наклонив к нему свою сигарету.

Пол потянулся к ней прикурить. А она меж тем ему подмигивала. Мириам видела, в глазах у него мерцают озорные искры и полные, чувственные губы вздрагивают. Он стал сам на себя непохож, и это было невыносимо. Такой, как сейчас, он ей чужой, и она для него просто не существует. Она видела, как в красных полных губах подрагивает сигарета. Ей ненавистны были его густые волосы, что в беспорядке упали на лоб.

— Пай-мальчик! — сказала Беатриса и, подняв его подбородок, наградила легким поцелуем в щеку.

— И я тебя сейчас поцелую, — сказал он.

— Нет уж! — она хихикнула, вскочила и отошла. — Вот бесстыдник, а, Мириам?

— Еще какой, — ответила Мириам. — Кстати, Пол, ты не забыл про хлеб?

— Господи! — вскрикнул он и распахнул дверцу духовки.

Оттуда вырвался синеватый дым и запах горелого хлеба.

— Боже милостивый! — воскликнула Беатриса, подойдя к нему. Он присел на корточки перед дверцей, она заглянула через его плечо. — Вот что значит все на свете позабыть из-за любви, мой милый.

Пол уныло вынимал хлебы. У одного сторона, обращенная к жару, была сожжена дочерна, другой оказался твердым, как кирпич.

— Бедняга мать! — сказал Пол.

— Их надо поскрести, — посоветовала Беатриса. — Дай мне терку для орехов.

Она положила хлебы. Пол принес терку, и Беатриса принялась скоблить обугленную сторону хлеба над разложенной на столе газетой. Пол растворил дверь, чтоб выдуло запах горелого. Беатриса, попыхивая сигаретой, соскребала уголь с несчастных хлебов.

— Право слово, Мириам! На сей раз тебе здорово попадет, — сказала Беатриса.

— Мне? — изумилась Мириам.

— Лучше тебе унести ноги, пока не вернулась его мать. Я-то знаю, почему у короля Алфреда сгорело печенье. Теперь мне понятно! Апостол станет уверять, будто он занимался и забыл про все на свете, понадеется этой байкой отмыться от греха. Приди старушка чуть пораньше, она надавала бы по щекам не бедному королю Алфреду, а той бесстыднице, которая из-за любви про все на свете позабыла.

Она скоблила хлеб и хихикала. Даже Мириам невольно засмеялась. Пол уныло наводил порядок в духовке.

Хлопнула садовая калитка.

— Скорей! — крикнула Беатриса, протягивая Полу очищенный хлеб. — Заверни его во влажное полотенце.

Пол скрылся в чулане за кухней. Беатриса поспешно сдула в огонь все, что соскоблила, и уселась с невинным видом. В кухню влетела Энни. Резкая в движениях, ловкая, нарядная. Она замигала, ослепленная ярким светом.

— Пахнет горелым! — провозгласила она.

— Это от сигарет, — сдержанно ответила Беатриса.

— А где Пол?

Следом за Энни вошел Леонард. У него было длинное лицо комика и голубые, очень печальные глаза.

— Сдается мне, он вас оставил, чтоб вы разобрались между собой, — сказал он. Сочувственно кивнул Мириам и с мягкой насмешкой глянул на Беатрису.

— Нет, — сказала Беатриса, — он ушел с номером девятым.

— Мне только что встретился номер пятый, справлялся про него, — сказал Леонард.

— Да… придется нам его делить, как дитя по Соломонову приговору, — сказала Беатриса.

Энни рассмеялась.

— Мм-да, — сказал Леонард. — И какую часть ты выберешь?

— Сама не знаю, — ответила Беатриса; — Пускай сперва выберут все остальные.

— И ты предпочтешь остатки, да? — спросил Леонард, скорчив смешную рожу.

Энни заглядывала в духовку. На Мириам никто не обращал внимания. Вошел Пол.

— Ну и хорош получился у нашего Пола хлеб, — съязвила Энни.

— Осталась бы сама дома да приглядела за ним, — сказал Пол.

— А ты, стало быть, волен заниматься тем, чем тебе угодно, — возразила Энни.

— Он-то волен, а как же! — воскликнула Беатриса.

— По-моему, у него и так был забот полон рот, — заметил Леонард.

— Дорога была жуткая, да, Мириам? — сказала Энни.

— Да… но я всю неделю сидела взаперти…

— И захотелось вроде какого-то разнообразия, — пришел ей на выручку Леонард.

— Ну, невозможно же вечно торчать дома, — согласилась Энни.

Она держалась вполне приветливо. Беатриса надела пальто и вышла вместе с Энни и Леонардом. Ей предстояло встретиться со своим дружком.

— Не забудь про хлеб. Пол наш. Пол, — крикнула Энни. — До свидания, Мириам. По-моему, дождя не будет.

Когда все они ушли, Пол взял обернутый полотенцем хлеб, развернул и с грустью оглядел.

— Ну и ну! — сказал он.

— Но что в конце концов за беда, — с досадой отозвалась Мириам. — Это же пустяки, гроши.

— Да, конечно, но… мать всегда так старается хорошо испечь хлеб, она очень огорчится. Да что толку теперь расстраиваться.

Он унес хлеб в чулан. Между ним и Мириам сейчас ощущался холодок. Он спокойно стоял напротив нее, размышлял, обдумывал свое поведение с Беатрисой. В душе он чувствовал себя виноватым перед Мириам и все-таки радовался. Непостижимо, но почему-то казалось, Мириам получила по заслугам. Раскаиваться он не станет. А Мириам гадала, о чем это он задумался. Густые волосы в беспорядке нависли у него надо лбом. Ну почему ей нельзя откинуть их со лба, стереть след Беатрисиной гребенки? Почему нельзя притянуть его к себе обеими руками? Ведь тело его такое крепкое, каждая клеточка такая живая. И ведь другим девушкам он бы это позволил, почему же не ей?

Он вдруг ожил. Так стремительно откинул со лба волосы и подошел к ней, что она испуганно вздрогнула.

— Половина девятого! — сказал он. — Надо нам поторопиться. Где твой французский?

Робко и не без горечи достала Мириам свою тетрадь. Каждую неделю она, как умела, вела по-французски подобие дневника своей души. Полу думалось, это единственный способ приохотить ее к сочинениям. И дневник этот был по большей части любовным посланием. Сейчас Пол его прочтет; ей казалось, будто при его теперешнем настроении история ее души будет осквернена. Пол сел рядом с нею. Мириам следила, как его твердая теплая рука строго выправляет ее работу. Он обращал внимание только на французский, вовсе не вчитываясь в ее душу. Но постепенно рука его забыла свою обязанность. Он читал молча, не шевелясь. И Мириам бросило в дрожь.