Медвежий ключ

— Что, сосед, будем проверять, кто из нас быстрее сломается?!

— Давайте проверим.

Двое мужчин в этом скрежещущем, неровно освещаемом купе. Двое мужчин даже немного похожих внешне, только у старшего уже есть усы, а у младшего усов пока что нету… Вот определить, сколько лет каждому из них, куда сложнее. Грише скоро двадцать восемь, а дают тридцать. Соседу — тридцать пять, а ему тоже дают тридцать. И вообще они очень похожи, эти двое.

— Ой, вы не братья?!

И проводница туда же! Здорово так вот сидеть и пить водку, заедать купленным в дороге, с этим случайным попутчиком. Плохо другое — похожих-то мужчин уже запомнили, хотя бы уже проводница. И сосед запомнил похожего на него парня примерно его же лет… Потянется след, или вернее — потянулся бы. Непременно потянулся бы след, если бы Гриша был дурак. Но Гриша — умный, в этом вся и сложность для тех, кому приходится его ловить.

Да к тому же и не только в «следе» дело — очень уж по интересным делам ехал на юг, до Абакана сосед — в экспедицию. Гриша усмехался, вспоминая уверения Ермака — мол, случай помогает блатным. Вот он, случай! Вот она, помощь бога блатных — того бога, который «не фраер»[18].

Вот случай затаиться так, что не отыщет никто и никогда! Да еще и возможность выдать себя за другого, даже внешне на него похожего!

В третьем часу ночи, когда давно лег весь поезд, и только проводники сажали и ссаживали пассажиров на крохотных станциях, где поезд стоял по минуте, Гриша прирезал попутчика. Они давно взяли белье, стали устраиваться, устроились… И тогда Гриша выбрал перегон длительностью в двадцать минут, деловито расстелил на полу большой лист полиэтилена, и так же деловито сунул попутчику финку под левую лопатку. Тело дернулось, подпрыгнуло, Гриша заранее зажал рот свободной рукой, перевалил убитого на пол, прямо на этот полиэтилен.

Теперь можно было бы так прямо и выкинуть весь труп в окно, вместе с полиэтиленовым листом, но уже сказались черты Гриши, как прекрасного хозяина. Ну зачем пропадать добру, если можно вполне не транжирить это добро, сберегать?! И Гриша аккуратно вырезал ягодицы спутника, положил сочащиеся кровью куски теплого мяса в полиэтиленовые пакеты, взятые в его же багаже. Остальное он выкинул в окно, когда поезд набирал ход перед речкой. Утонул спутник или нет, уже не было так важно, потому что в кармане его пиджака лежали документы невоеннообязанного, несудимого Григория Соломоновича Вернера, только что окончившего школу вагоновожатых. В случае чего, если труп и отыщут, следствию предстояло готовиться к трудностям: пока-то они доищутся, что документы не настоящие… если вообще они доищутся.

А вот он сам, реальный Гриша с документами Андрея Александровича Субботина вполне мог и оставаться этим самым Субботиным навсегда. Держаться подальше от мест, где когда-либо жил Субботин, не встречаться с его родителями, и вполне может быть, на Гришин век вполне хватит документов Субботина…

Гриша был хитер — часть последствий своей авантюры он мог предсказать — и как могут задать вопросы о внешности Григория Астафьева, если труп не очень сильно изуродует, и если его найдут быстро. И про перспективу оказаться в розыске как Субботин, которого ищут по всему Советскому Союзу безутешные родственники…

Гриша был молод, неопытен, и последствий многих своих действий он не просчитывал: например, как легко связать его… скажем так, его образ жизни в Красноярске и вырезанные ягодицы трупа. Гриша не понимал, как легко свяжет эти два фактора любой следователь, и сразу же не поверит, что этот обглоданный труп и есть труп Астафьева. Скорее заподозрит, что как раз обглодал его Астафьев…

Но был Гриша уже очень, очень умен и хитер, и не только потому, что решил сразу отращивать усы. Нет, не только в этих усах дело! Гриша собрался — вернее, собрал вещи убитого. Все лишнее он выкинул в окошко, вышел в тамбур для курящих и стал ждать ближайшей остановки покрупнее. Отпечатки пальцев? Гриша усмехнулся, представив себе, сколько народу перебывает в купе! То есть можно, конечно, взять все отпечатки в купе, а потом поискать его отпечатки в Красноярске… Тем более, наверняка его пальцы окажутся в угрозыске сразу, как только о нем расскажет Фура.

Замелькали огни крупной станции, проплыло название: «Вишенки». Гриша перешел в другой вагон и там быстро соскользнул на перрон. В четыре часа утра только какой-то «левак» маялся возле вокзала. Гриша доехал до автобусной станции, подождал полтора часа и с первым светом договорился с другим «леваком» ехать до Абакана. Этого второго «левака» найти было почти невозможно, а Гриша доехал на нем только до окраины города, до городского транспорта. Дальше он подъехал на автобусе к автовокзалу, и сразу взял билет до Минусинска: автобусы между этими городами ходили каждые двадцать минут.

Так Гриша запутал следы, а к середине дня он был уже в райцентре Ермаки, и стучался не в двери сомнительного дома, рекомендованного Ермаком, а звонил у обитой дерматином двери вполне солидного заведения, лесоустроительной экспедиции. Будь такая необходимость, он бы, конечно, пошел и по «наколке» Ермака, но раз уж необходимости не было…

И к тому же Гриша знал — Субботин ехал в экспедицию! Прямо на следующий день — и в ненаселенные места.

— Это же благодать, какой в городе себе и представить даже невозможно! Представляешь, километров на двести — вообще ни одного человека! Совсем! Ночью выйдешь из палатки — шум на реке. Смотришь — а это марал через реку бежит. Днем возле этой реки лег, и пригоршню ягод запустил себе в рот…

Так рассказывал Александр Андреевич Субботин о местах, в которые он ехал. И в том же духе о местах, в которых когда-либо работал. Он вообще был жизнерадостный, легкий на подъем человек, этот Субботин, лежащий сейчас где-то то ли в реке, то ли в лесу недалеко от полотна железной дороги. Этот Субботин любил дальние дороги, приключения, ненаселенные места, и ценил возможность в них бывать. Может быть, потому он и не завел семьи до двадцати восьми лет, что и стало одной из причин, почему Гриша решил его зарезать и сам стать Субботиным: неукорененный человек…

Десятого августа Гриша Астафьев еще наблюдал, как толпа бьет бедного дурака Ваську и думал, как ему легче сбежать из Красноярска, а двенадцатого августа грузовик уже надрывал двигатель, полз вверх по дороге и уносил Гришу прочь от цивилизации. Туда, где нет ни милиции, ни школы, ни машин и где, как убеждался Гриша, нет места дураку Васеньке, пустобреху-папеньке и даже половинщику-Ермаку, который вечно пытался и невинность соблюсти, и капитал приобрести.

Кроме Александра Андреевича Субботина, экспедиция состояла еще из начальника Виктора Сергеевича, положительного, как милицейский начальник, чуть менее положительного специалиста Аркадия Михайловича и практикант Володя Дягилев.

— Представляете, приезжаю я в это лесничество… — Гриша продолжал пускать, как свои, байки Субботина. — А у него, у лесника, под кроватью привязана выпь… Ты, спрашиваю, зачем ее привязал?! Чего птицу мучаешь?! А он: она же рыбу ест, она вредная! Я ему: и много она у тебя рыбы съедает, пока под кроватью сидит? Тут только до него и дошло, какую чепуху он делает — сама ли выпь рыбу в реке выловит, или для нее лесник выловит и ей скормит, какая разница?!

Спутники хохотали, и становилось очевидно, что выпь вовсе не вредная птица, и вообще все эти глупости про вредных и полезных зверей выдуманы тыщу лет назад, что лесник дурак, а они как раз умные, что выпь жалко и хорошо, что ее выручил Саша Субботин из-под кровати лесника. А заодно становилось очевидно, что Александр Андреевич Субботин, для всех уже Саша Субботин — компанейский веселый парень, душа почти всякой компании, и что все его за это любят.

Эти истины утверждались уже в пути, а вечером, в избушке, они стали и вовсе очевидны. На другое утро уехал шофер. Целый день предстояло ему вертеть баранку, балансируя на крутых склонах, двигаясь прямо по камням в руслах ручьев, и целый день его нога будет плавно переноситься с газа на тормоз и обратно с тормоза на газ. Теперь четыре человека были совсем одни в лесу, и так они будут одни вплоть до осени. По первым заморозкам они спустятся вниз… Может быть, спустятся не все, а вдвоем. Кто-то останется со снаряжением, с накопленными образцами, и за всем этим придет снизу машина.