Медвежий ключ

Невольно взгрустнулось, но помахав вслед машине, нужно было выходить на маршруты, и как-то так получилось само собой, что Александр Субботин вышел в маршрут с Володей Дягилевым. Ходить по карте и компасу совсем не сложно, этому Грише не было нужно учиться. Три дня шли они, медленно поднимаясь на вершины хребтов, Не было особой проблемы с этим движением через лес и с тем, чтобы стрелять, жечь костры или наблюдать, где можно поселиться. Они даже нашли давно заброшенную избушку — случайно натолкнулись на нее у излучины реки, и это было необычно — ведь охотничьи избушки совсем не обязательно ставить около реки. Живут в них зимой, и воду берут из сугробов снега, а не из проруби. Может быть, избушку поставили золотоискатели? Или беглые каторжане? Гриша с Володей долго обсуждали, кто бы мог построить избушку, и Гриша не чувствовал себя слабее или хуже подготовленным, чем спутник. Гриша едва окончил провинциальный технический институт, Володя кончал университет, но у Гриши и знаний обо всем на свете было побольше, и ум гораздо более гибкий и цепкий.

Хуже было другое… Худшее в том, что весь этот маршрут и затеяли с одной целью: чтобы собирать гербарий и определять типы леса. Вот с этим-то и было совсем не так уж просто заниматься. Началось с невинного вопроса Володи:

— Александр Андреевич, это спираеоидае, или розоидеае?[19]

Все, что помнил Гриша из школьной ботаники — это что так называются разные семейства растений. Но какие? И как их отличить друг от друга?!

— Розоидеае! — уверенно вякнул Григорий.

Какое-то время Володя тупо рассматривал цветок и стебель, потом вдруг жалобно завопил:

— Ну какой-же розоидеае, коллега! Вон же у него пестики не такие! И форма цветка совершенно другая!

— Розоидеае, Володенька, розоидеае, не сомневайтесь. По новой классификации.

Володя не задавал больше вопросов, но вид сохранял озадаченный и несколько обиженный. И это был первый случай, когда Володя первый раз кинул на «Александра Андреевича» некий особенный взгляд.

Назавтра вопрос:

— Как вы думаете, здесь должно быть больше гераниум коллинум, или на перевале?

— На перевале!

— А почему?

«Александр Андреевич» пожал плечами — он надеялся, что очень выразительно. Реакцию Дягилева оценить оказалось непросто.

На перевале было замечательно — но опять же, с некой туристской точки зрения: с точки зрения ходьбы, разведения костров, впечатлений. Неплохо и с точки зрения того, кто думает обосноваться здесь надолго: Гриша присмотрел несколько мест, где вполне можно было поставить избушки, убедился, сколько тут зверья — даже выше уровня леса, научился ходить по тропинкам, пробитым разными видами зверей.

Но не мог Гриша не чувствовать: Володя все сильнее понимает — никакой «Александр Андреевич» не лесоустроитель.

— Как полагаете, коллега, это какой бонитет?[20] — спрашивал Володя, указывая на лес, а Гриша отделывался болтовней о трудностях определить бонитет под внимательным взглядом Володи.

— Вы думаете, нам самим нужно картографировать эти площади, или пусть занимаются ребята из Управления геодезии? — заводил он разговор чуть попозже, и Гриша, конечно же, всем телом вляпывался в ловушку, не имея никакого представления, что это Управление геодезии Володя выдумал только что, с ходу, а для картографирования лесов и выданы начальству секретные карты этих мест.

Гриша прикидывал, не проще ли ему вернуться одному… Но чем-то парень ему явно нравился. Дикий парень, почти ничего не читал, но об интересующих Григория вещах слушал подолгу, хорошо, а временами оказывался способен вставить что-то дельное.

И к тому же гниловат был практикант Володя, трусоват. Быстро уставал на маршруте, легко смирялся с тем, что «Александр Андреевич» рубит дрова для костра, а сам он сидит, глядя в пространство. Бледнел, обнаружив возле места их ночевки свежие следы медведя: ночью зверь подходил проверять, кто это тут шатается на его территории. Ну и рассуждения — мол, выживают не сильнейшие, выживают самые приспособленные… Имеющий уши да услышит, а кто-кто, Гриша уши имел.

С людьми такого типа Гриша встречался, в том числе и на своем заводе. Главной отличительной особенностью таких людей было полное отсутствие личности. Они никакие. Они никто. Приходит начальник и говорит: «Ты должен!». И такой человек сразу понимает, что он должен. Такого призывают в армию, и такой принимает форму, которую от него требуют принять. А потом попадает в плен, и так же легко меняет форму, как надел на себя форму первый раз.

По опыту жизни известно, что такого приручить, подчинить себе совсем не трудно, а Гриша начал уже привыкать к долгим разговорам с Володей. Не Фура, конечно, но и не Васька: неглуп (расколол же Гришу, что никакой он не лесовод), имеет собственное мнение, временами интересно говорит. И — признает непререкаемое превосходство Гриши. Об этом последнем Гриша вроде бы и не думал… но в действительности оно оказывалось чуть ли не важнее остальных.

В общем, резать Вовку не хотелось, а возвращаться с ним в базовый лагерь — опасно. Позже Володя был, наверное, уверен — это он сам созрел для сложного, опасного разговора. Неизвестно, помнил ли он намеки «Александра Андреевича», его разговоры о том, что мол, все люди иногда оказываются не в своей роли, не на своем месте. Гришка ждал, и откровенно развлекался, давая Дягилеву шанс: начнет он разговор, пока не поздно — останется жить. Домашнее животное — это тоже по-своему полезно. Не начнет — Гриша вернется один.

И наступил неизбежный момент, у последнего костра перед возвращением в отряд:

— Скажите откровенно… Вы кто по профессии, Александр Андреевич?

— Такие вопросы, Володя, полагается дополнять еще и «Как вас зовут»…

— Скажите, пожалуйста, и это… А то вас по три раза приходиться Александром Андреевичем звать, пока вы услышите…

Рассказ Григория не имеет смысла приводить уже потому, что каждый, при хотя бы минимальной фантазии, может придумать не хуже. Главное — не был Гриша виноват ни в чем, кроме неосторожности, и что все хорошие люди проявляли к нему самое горячее сочувствие, в том числе и его старый друг Субботин. И уж конечно же, Субботин сам дал Грише свои документы, чтобы Гриша мог отсидеться в спокойном месте. Пусть побудет в экспедиции, пока не забудется, как Гриша совершенно случайно убил нехорошего, злого человека, которого многие хотели бы убить…

Реакция Дягилева даже разочаровала Гришку; в первую очередь потому, что все же он привык считать Володю человеком более умным. А Дягилев жадно глотал наживку, на глазах превращался в верного соратника, сторонника, приверженца. И уж конечно, он будет молчать о своих наблюдениях в маршруте. Впрочем, это уж такой типаж…

Решив маленькую шпионскую проблему, Дягилев захрапел, став беспомощным и отдавшись в полную власть Гришки, чем еще раз заслужил его презрение. Сам же Гришка, самозваный «Александр Андреевич», подбросил в огонь еще полено, налил себе крепчайшего чаю и глубоко задумался. До сих пор он считал, что уедет из Саян вместе с экспедицией… Теперь же, проведя неделю в первобытном лесу, Гриша вовсе не был уверен в такой необходимости.

Весь маршрут, восемь дней кряду, ему открывались просторы, которых и представить себе не мог городской мальчик Гриша Астафьев. Гриша чувствовал, какие невероятные перспективы возможны в этих краях для сильного человека, не связанного предрассудками; для истинно свободного человека.

На вершинах гор, в Саянах, можно было жить так свободно, как он даже и не представлял до сих пор! Степень свободы тут была во столько раз больше свободы горожанина, что Гриша буквально обалдел.

Раньше что была свободная жизнь? Это когда у тебя чистые документы, никто тебя не трогает и можно не очень утруждаться, добывая насущный хлеб.

А тут, в горных лесах, можно было, оказывается месяцами вообще не видеть ни одного человека!