Малознакомый Ленин

«Ты совсем в других условиях живешь. «Хлебное занятие», не знаю? стоит ли к нему готовиться, думаю, не стоит, а если понадобятся деньги, поступить на какую-нибудь железную дорогу, по крайней мере отзвонил положенные часы и заботушки нет никакой, вольный казак, а то всякие педагогики, медицины и т. п. захватывают человека больше, чем следует. На специальную подготовку время жаль затрачивать…» (письмо от 3 сентября 1899 года).

Переходя от сестер к самому Ленину, мы с еще большей бесспорностью обнаруживаем, насколько слова А. И. Ульяновой о стесненных условиях жизни их семьи далеки от истины. Окончив университет и став помощником присяжного поверенного, Ленин в 1892 году в Самаре попробовал вести в суде некоторые гражданские дела и быстро к ним охладел. Изучение Маркса его интересовало неизмеримо больше, чем посещение судебной палаты. В Петербурге в 1893–1895 годах он занимался адвокатурой еще меньше. Над ним не капало. М. А. Сильвин в 1894 году спросил Ленина, как идет его юридическая работа. Ленин ответил: «Работы в сущности никакой нет», что за год, если не считать обязательных выступлений в суде, он не заработал даже столько, сколько стоит помощнику присяжного поверенного выборка документов… «Об адвокатской работе, — передает Сильвин, — он скоро вовсе перестал думать»[7].

На какие же деньги он жил? Средства ему давала мать. Но невозможно допустить, чтобы 25-летний Ленин был настолько ленив, циничен и эгоистичен, что, не ища заработка, мог с легким сердцем принимать от матери денежную помощь, если бы знал, что источником существования всей семьи была «лишь пенсия». В октябре 1893 года, находясь в Петербурге, Ленин писал матери:

«Попрошу прислать деньжонок: мои подходят к концу… Оказалось, что за месяц с 9/IX по 9/X израсходовал всего 54 р. 30 коп., не считая платы за вещи (около 10 р.) и расходов по одному судебному делу (тоже около 10 р.)…».

Указывая, что часть расходов в 74 рубля не каждый месяц повторится, Ленин все же признавал, что «все-таки получается расход чрезмерный — 38 р. в месяц… Видимое дело, нерасчетливо жил: на одну конку, например, истратил в месяц 1 р. 36 к. Вероятно, пообживусь, меньше расходовать буду».

В качестве примера своей нерасчетливости он ссылается на «коночные» издержки. Нельзя не усмехнуться по поводу этой ссылки, показывающей, что применение хитрого маневра — издавна черта Ленина. В самом деле: затраты на конку составляли ничтожную часть произведенных им расходов. Если бы он совсем отказался от конки, а стал передвигаться по столице только пешком — экономия была бы нуль. Однако для полного оправдания в глазах матери своих расходов ссылка на конку — очень важна. Она должна свидетельствовать (Ленин толкает на этот вывод), что расчетливость его достигает крайних пределов, и потому не может быть и мысли, что он делает «чрезмерные расходы».

Суть вопроса все же не в этом. Пенсия матери, получаемая ею от царского правительства в качестве вдовы директора народных училищ, действительного статского советника, кавалера Станислава 1-й степени, составляла в месяц 100 рублей. Даже много позднее то была значительная сумма. И все-таки возникает вопрос — могла ли М. А. Ульянова покрывать расходы сына Владимира не только в 74 рубля в месяц, а хотя бы в меньшей сумме, если бы в ее распоряжении была только сторублевая пенсия? Ведь кроме Владимира и Анны на ее полном иждивении находились дочь Мария, учившаяся в гимназии, сын Дмитрий, студент университета, ничего не зарабатывавший ни тогда, ни долго потом. После ареста и всякой перипетии Дмитрий Ильич кончил Университет в Юрьеве в 1901 году и лишь в 1902 году поступил на службу. Он начал зарабатывать в 28 лет, как и Ленин, то есть, по нашему воззрению, ненормально поздно. В цитированном выше письме Ленина к матери есть такая фраза: «Напиши, в каком положении твои финансы: получила ли сколько-нибудь от тети? получила ли сентябрьскую аренду от Крушвица? много ли осталось от задатка (500 р.) после расходов на переезд и устройство?».

Расспросы Ленина, показывающие, что он хотел быть tres au courant денежных дел матери, «фамильного фонда», бросают некоторый свет на источники доходов Ульяновых. Тетя, им упоминаемая, конечно, Анна Александровна Веретенникова, жившая в Казани и ведавшая имением Кокушкино. Это имение в то время приносило какой-то доход или должно было приносить, раз Ленин спрашивает — прислала ли тетя часть дохода, причитающегося его матери в качестве совладелицы Кокушкина. Что же касается фразы «получила ли сентябрьскую аренду от Крушвица», то она требует подробных объяснений.

В 1887 году (год казни старшего сына) семейство Ульяновых навсегда оставляет Симбирск и переезжает в Казань. В мае 1889 года, вместо того чтобы лето провести, как до сих пор делалось, в казанском имении — Кокушкине, Ульяновы отправляются в Самарскую губернию, на хутор вблизи деревни Алакаевки, в 50 верстах от Самары. Хутор купила мать Ленина в декабре 1888 года, даже не видя его. Эта покупка, сделанная при посредстве будущего мужа Анны Ильиничны, Марка Елизарова, служившего в то время в Самарском мировом суде, — довольно странная операция. Хутор занимал 83,5 десятины, из них четвертая часть была под оврагами, водой, дорогами. А так как за все имение было уплачено 7500 рублей, то десятина удобной, годной под пашню, земли обошлась в 123 рубля! Таких высоких цен в Самарской губернии не было и двадцать лет позднее.

Мать Ленина, покупая хутор, хотела, чтобы сын вел хозяйство, и действительно — в первый год по приезде в Алакаевку Владимир Ульянов этим занялся: был заведен скот, посеяны пшеница, подсолнух. Но, как потом Ленин рассказывал Крупской, ведение хозяйства с обращением к крестьянам Алакаевки ставило его в «ненормальные с ними отношения». Поэтому он от хозяйства отказался и стал вести на хуторе беспечную жизнь «барина», приехавшего на дачу. В липовой аллее Алакаевки он с удобством готовился к сдаче государственного экзамена в Университете Петербурга, сугубо изучая марксизм, и написал свою первую работу — статью «Новые хозяйственные движения в крестьянской жизни».

С попыткой ее напечатать у Ленина связаны весьма неприятные воспоминания. Дело в том, что, заразившись с 1887 года под влиянием сочинений Чернышевского дикой ненавистью к либералам и либерализму вообще, он считал, что не может и не должен иметь никаких отношений с этой мерзкой породой «общественной фауны». Однако желание напечатать написанную статью у него было столь велико, что, несмотря на пылающее презрение к либералам, Ленин послал свою статью в редакцию московского либерального журнала «Русская Мысль». Редакция печатать ее отказалась. Совсем не потому, как со злобой уверял Ленин Туган-Барановского, что боялась заложенных в статье марксистских идей, а по другой и простой причине: эта прославленная советскими биографами работа была лишь сдобренным ненужными словечками простым пересказом замечательной книги В. Е. Постникова «Южно-русское крестьянское хозяйство», вышедшей в Москве в 1891 году. Отказ проклятых либералов напечатать его произведение был для Ленина большим ударом по его самолюбию (а оно уже тогда было непомерным), и он долгое время скрывал от всех свое обращение в «Русскую Мысль». Книгу же Постникова Ленин еще раз широко использовал в сбоем исследовании «Развитие капитализма в России».

В Самаре семейство Ульяновых жило зимой, а на лето переселялось на хутор. Так происходило в 1889–1893 годах, но в августе этого года Ленин из Алакаевки уехал в Петербург, а немного позднее мать с другими детьми переселилась в Москву.

Что в хозяйственном отношении происходило на хуторе, когда Ульяновы навсегда покидают Алакаевку? На это можно ответить: то же самое, что началось в Алакаевке уже на второй год покупки хутора, но вряд ли и об этом было бы приятно напоминать Ленину, и вот по какой причине. Из статьи проф. Волина в «Историческом Журнале», 1945, кн. 4, видна ужасающая бедность крестьян Алакаевки, соседей хутора Ульяновых. В ней было 34 двора (семейства), земельная площадь им принадлежащая, составляла только 65 десятин — неполных две десятины в среднем на двор, причем 5 дворов никакой земли не имели. Хутор Ульяновых не походил на «латифундию», тем не менее в нем одном было столько же удобной земли, как у 34 крестьянских дворов, в которых взрослых и детей было 197 душ, в 39 раз больше населения хутора. Алакаевские крестьяне до крайности нуждались в земле, но Ульяновы ни в каком виде им свою землю не предложили, а предпочли — что было выгоднее — отдать ее в аренду некоему предпринимателю Крушвицу. Это о нем идет речь в письме Ленина, когда он спрашивает мать, получила ли она «сентябрьскую аренду от Крушвица» и «много ли осталось от задатка (500 р.)», который, вероятно, в счет будущей аренды должен был внести тот же Крушвиц.