Владимир, или Прерванный полет

Шарик подпрыгивает, падает, ещё немного катится — эти секунды кажутся тебе вечностью — и останавливается, наконец, на… тридцати трех.

Ты рычишь от восторга к удивлению присутствующих.

Крупье сгребает жетоны и продвигает их к тебе. Ты протягиваешь руку, чтобы поставить всю эту кучу на другой номер, но я хватаю тебя за ремень и с силой тяну назад. Рассерженный, ты отбиваешься, но сил у меня много, и я вытаскиваю тебя из зала, уговаривая, что пусть этот ход лучше будет первым и последним, что это и так слишком шикарно — сразу выиграть столько денег в первый же раз. Кассир выдаёт тебе пачку разноцветных купюр, и ты выходишь из казино, держа выигрыш в руке, как букет цветов. Портье тебя поздравляет, ты счастлив, у меня отлегло от сердца.

В другой раз попытка заканчивается не так славно. Мы садимся в самолёт цыплячьего цвета и летим в Лас-Вегас. До тебя невозможно дотронуться — бьёт электричеством. Путешествие и так удивительно, но Лас-Вегас — это шоу, рекламы, пустыня, игра, и ты грезишь о нем с самого приезда в Соединённые Штаты. В аэропорту мы встречаем людей несвежего вида, помятых, небритых, вконец проигравшихся, и только женщина в клетчатых шортах рассказывает всем вокруг, как она выиграла состояние. Может быть, ей просто платят за рекламу.

Сорок пять градусов в тени. После утомительного туристского дня мы стоим перед игровыми автоматами. Здесь их можно видеть повсюду — даже в туалетах. Мы решаем поставить каждый по сто долларов, и, чтобы не портить тебе удовольствия, я ухожу в другой конец зала играть в лотерею.

Я выигрываю и издали смотрю на тебя. Ты стоишь возле «Блэк Джека»: тасует карты очаровательная банкирша, ты зачарованно смотришь, как они мелькают у неё в руках.

Успокоившись, я отхожу и останавливаюсь возле одного из автоматов. Очень быстро я проигрываю и возвращаюсь к «Блэк Джеку». Тебя здесь нет, на твоём месте стоят двое японцев, может быть отец с сыном, и делают большие ставки.

У них маленький чемодан, набитый долларами, и они оттуда вовсю вынимают пачки денег. Я ищу тебя глазами в толпе, но не нахожу. Я иду в бар освежиться и собраться с мыслями, завязываю разговор с двумя предприимчивыми француженками, которые путешествуют по Америке на машине, мы довольно долго беседуем, потягивая коктейли. Уже очень поздно, и я брожу от стела к столу и немного играю. Меня это больше не забавляет, у меня остаётся ещё почти шестьдесят долларов, и я снова направляюсь к «Блэк Джеку»

Мне любопытно посмотреть, как там дела у японцев. Издали я вижу тебя. Рядом с тобой играет старший японец с сосредоточенным лицом, а сын вынимает деньги. У тебя в лице ни кровинки; как только я подхожу, ты молча протягиваешь руку и, положив в карман мои доллары, говоришь мне сквозь зубы:

— Ты вовремя пришла, я как раз собирался продолжать игру, потому что нашёл на полу пятидесятидолларовую бумажку, но только что опять её потерял.

Я верю тебе — с тобой всегда происходят невероятные истории. Я чувствую себя немного не в своей тарелке. Мне не нравится, как ты настроен, но, опять же не желая портить тебе удовольствие, я отправляюсь в номер спать, сжав на прощанье твою руку в знак поддержки.

Наш номер неслыханно роскошен — мебель потрясающей красоты, тяжёлые бледно-зеленые шторы, ванная комната для кинозвезды и гигантская кровать, на которой набросана куча подушек. Я с наслаждением залезаю под одеяло и выключаю свет. Но как только я вытянула уставшие ноги, свет опять включается, ты буквально бросаешься на меня и с бешеными глазами и блестящим от пота лицом требуешь денег:

— Те, которые ты прячешь, — деньги на путешествие!

Я отползаю на другой край кровати. Ты обегаешь её и кричишь срывающимся голосом, чтобы я отдала тебе деньги.

Ты хватаешь меня за плечи — ты, который ни разу не поднял на меня руку, даже в худшие моменты пьяного бреда, — и принимаешься меня трясти. Ты вытаскиваешь меня из постели и подталкиваешь к шкафу, где я прячу сумочку. На насилие я реагирую соответственно: вынув сумочку, я швыряю тебе в лицо все её содержимое. Ты подбираешь пачку долларов и исчезаешь, хлопнув дверью. Я остаюсь в обалдении. Я ведь знаю, что ты не пьёшь, и все-таки твоя ярость меня пугает. Когда я видела у тебя это выражение лица?..

Я натягиваю рубашку, джинсы, бросаюсь к лифту — я вспомнила: Монте-Карло, рулетка, номер тридцать три, букет купюр! Но уже поздно. Ты сидишь убитый, с опущенными руками. Рядом с тобой невозмутимые японцы укладывают зеленые пачки денег. Ты все проиграл. Все деньги на путешествие! В несколько минут тебя утопило настоящее сумасшествие азарта.

Рано утром в аэропорту мы и сами сидим проигравшиеся, помятые, мрачные, держа в руках наше единственное богатство: два билета обратно в Лос-Анджелес. Нас приглашают на посадку. Цыплячьего цвета самолёт взлетает. Недалеко от нас дремлют, расслабившись, японцы: в эту ночь им повезло.

Мы приезжаем в Монреаль в самый разгар Олимпийских игр.

Моя подруга Диана Дюфрен размещает нас у себя, кормит и таскает нас ко всем своим друзьям — музыкантам, поэтам-песенникам, певцам. Канадцы — такие весёлые, такие гостеприимные люди, что чувствуешь себя у них как дома. Жиль Тальбо предлагает тебе записать пластинку, и ты тут же начинаешь думать о макете обложки, аранжировке, музыкантах, которые могут тебе аккомпанировать.

Единственная грустная нотка за время, проведённое в Канаде, — это футбольный матч, в котором принимает участие сборная СССР. Тебя пригласили футболисты. Мы сидим на трибуне, а сзади канадские украинцы в течение всего матча громко скандируют антисоветские лозунги. Тебе больно, ты страдаешь от этой ненависти, с которой вы сталкиваетесь повсюду в мире. Ты считаешь несправедливым, что спортсмены или артисты вынуждены расплачиваться за границей за политику с позиции силы, которую проводит правительство. Расстроившись, мы уходим со стадиона, не дожидаясь конца матча.

К счастью, на следующий день мы прекрасно проводим время у Люка Пламандона — поэта-песенника. У него небольшой деревянный дом на берегу озера, бобры строят плотину, и мы наблюдаем, сидя в байдарках, как они суетятся и снуют туда-сюда. После плотного ужина по-канадски ты поешь, и вечер заканчивается тем, что мы в первый и последний раз в жизни пробуем марихуану. Наши хозяева протягивают нам сигарету, мы сомневаемся, но друзья уверяют нас, что это совсем не противно и что особенно приятно после нескольких затяжек слушать музыку. Мы курим по очереди, ты вздыхаешь от удовольствия, мы слушаем музыку, я различаю каждый инструмент — впечатление такое, что весь оркестр играет у меня в голове. Но очень скоро я не могу больше бороться с усталостью и засыпаю. Последнее, что я вижу, — это твоё удовлетворённое лицо. Однажды вечером мы будем чувствовать примерно то же самое во время одного рок-концерта. Семьдесят тысяч человек, скучившиеся вокруг нас на трибунах и на газоне стадиона, курят траву. У нас кружится голова, и от усилителей, работающих на полную мощность, дрожит все внутри. Голубоватый столб дыма поднимается к небу, у каждого в руке горит зажигалка в знак братства Эмерсон, Лейк и Пальмер в энный раз исполняют на бис песни, и ты вдруг принимаешься петь во все горло Наши обалдевшие соседи привстают посмотреть, откуда исходит этот громыхающий голос, подхватывающий темы рока, и, заразившись твоим энтузиазмом, все начинают орать На стадионе мы почти оглохли, и ещё долго потом болела голова, зато отвели душу.

Несколько дней спустя мы едем к Андре Перри в сопровождении нашего верного Жиля Тальбо, который небрежно ведёт машину, одной рукой держа руль своего музейного «роллса». Мелькающий за окном пейзаж нам знаком ничто так не напоминает север России, как Канада, — те же берёзовые рощи, те же озера, то же светящееся небо. Мы подъезжаем к чуду современной архитектуры — дому из стекла Он прекрасно вписывается в берёзовую рощу и выходит на небольшое круглое озерцо, которое лижет ступеньки веранды Полная тишина царит в студии Там ты будешь записывать свою пластинку Андре Перри — волшебник звука, лучшее ухо Американского континента У него самое сложное оборудование, какое только есть, и мы просто потрясены звукооператорским пультом восемнадцать дорожек (это семьдесят шестой год!) — лучше не бывает В зале полно инструментов, расставлены широкие диваны, но особенно поражает вид сквозь стены — кажется, что находишься прямо в лесу На озере плещутся дикие утки, солнце отражается в меди инструментов Андре Перри подходит к нам, тепло пожимает тебе руку, потом представляет нам музыкантов Они все очень молоды, очень красивы — длинные волосы обрамляют романтические лица «Все похожи на Христа», — говоришь ты по-русски И правда, у них у всех озарённые лица, когда они начинают играть Ты работаешь с огромным удовольствием, легко, а между тем в пластинку вошли тяжёлые песни — «Спасите наши души», «Прерванный полет», «Погоня», «Купола» и особенно «Охота на волков» — крик страха и ярости.