Белые тени

Он заснул, а когда проснулся, увидел рядом Зосю. Ему было сладко и весело, и он опять уснул, обняв ее. Когда же утром, одеваясь, он с удивлением обнаружил на полу возле кровати свою записную книжку с адресами и зашифрованными заметками, смутная догадка встревожила его: неужели ночное нападение на Зосю кем-то ловко разыграно для него? Неужто Зося подослана к нему в номер за его секретами? Не шпионка ли она? Но чья? Немецкая? Французская? Или, не дай бог, большевистская?

Впрочем, у него болела голова, и он, не задав никаких вопросов, проводил Зосю в коридор. Неприятно, что его записная книжка могла побывать в руках горничной; хотя все, что было записано, записано шифром. «Если она сфотографировала. Впрочем, — успокаивал он себя, — все записи зашифрованы, не могла же она их сфотографировать».

На дворе было совсем светло, он запер дверь на ключ и опять лег в кровать.

...Он жил в этой виленской гостинице в ожидании отправки через польско-советскую границу. Записная книжка таила множество дней подготовки его как агента белогвардейского союза для заброски в Советский Союз, много встреч и бесед с разными людьми.

Полгода назад он приехал из Югославии в Берлин, где встретился с председателем германского отдела НТСНП Субботиным, и тот устроил его жить в маленьком пансионате «Виктория». У него был отдельный номер. Началась подготовка к заброске в СССР. Сперва изучал план Москвы, ее учреждения и адреса, ждал визу для поездки в Варшаву, где должен был пройти главную подготовку для тайной работы в СССР. В Польше сразу же по прибытии пошел на квартиру председателя польского отдела НТСНП Александра Эмильевича Вюрглера, тут его встретил Околов. Все трое они долго беседовали о делах «казачьей секции» союза, затем Околов повел Александра в гостиницу «Виктория» (то же название, что и в Берлине), а через два дня состоялась встреча на квартире у японца Манаки.

Японец называл Околова по фамилии Перич. Колкова насторожило, что японец посвящен в его переход границы, выходило, что он, Колков, должен будет работать и на разведку Японии.

— Признаться, Жорж, я в полном недоумении, — сказал Александр Околову, когда они вышли от японца. — Я был уверен, что мой заброс в СССР организован членами союза, а выходит, что наш союз связан не только с польской разведкой, но и с японской... Это я отказываюсь понимать.

— Ничего, — успокоил его Околов, поджимая нижнюю губу. — Здесь влиятельная группа поляков-русофилов симпатизирует союзу и взялась помогать нам в переходе границы. Скажу по секрету, что второй отдел генштаба польской Двуйки ждет от нас с тобой сведений о внутреннем положении в СССР. Когда наш союз создаст Новую Россию, то мы не станем вмешиваться в дела Польши. Новая Россия придет ей на помощь.

— Ну а при чем же этот японец?

— После расскажу... — отмахнулся Околов.

Колков и Околов шесть месяцев жили в варшавской Гостинице, проходя полный курс подготовки к заброске и СССР. Они изучали карты СССР, схемы железной дороги, план Москвы, административное устройство, советский быт, занимались и «технической» подготовкой: шифры, коды, симпатические чернила, фотографирование, оружие, автомобиль, замки и т. д. Изучали старые свои конспекты и читали советскую прессу. Но чем больше Колков узнавал СССР, тем неувереннее он себя чувствовал как разведчик, тем больше у него возникало сомнений относительно целей своего похода в Советский Союз. Вскоре это заметил Околов и стал подбадривать. Затем приехал в Варшаву из Югославии Георгиевский; оставшись с ним и с Околовым наедине, заговорил вкрадчиво и поучительно:

— Ваш поход является экзаменом. Если вы убедитесь, что советские люди понимают вас, если сумеете наладить подпольную работу в Москве, мы перебросим к вам в Россию еще человек пятьсот. Пятьсот офицеров нашей революции — это сила!

«Пятьсот таких, как я и Околов, — это недоучки, — зло подумал Колков. — Ни черта нам там не сделать. За нами, недорослями-вертопрахами, не пойдут массы».

— Вам придется встретиться с большими трудностями, — продолжал учить Георгиевский. — Вы по ту сторону должны найти людей, которые в любую минуту по вашему указанию будут готовы начать действие. Мы не ставим вам сроков пребывания там, но хотим, чтобы вы ежемесячно давали о себе знать «союзу». А мы, в свою очередь, будем изыскивать возможности для связи с вами.

— А как с террором? — заинтересовался Колков.

— Этот вопрос каждый из вас решит сам на месте, — сказал Георгиевский. — Рисковать собою вам не следует, но если для пользы дела потребуется кого-то убрать или что-то в этом роде, то можете поступать, как вам выгодно. Мы поможем.

Эта беседа с Георгиевским в номере гостиницы не только не вдохнула боевой дух в Александра Колкова, но, наоборот, совсем его разочаровала. Оставалась еще надежда на Околова, который производил впечатление человека волевого, сильного, смекалистого.

...Когда в номер гостиницы постучал Околов, Александр еле поднялся с постели, мучительно болела голова.

Немного погодя в дверь опять постучали. Александр открыл и увидел Зосю. Пришлось сказать ей, чтобы пришла попозднее.

— Не вздумай с ней крутить, — строго сказал Околов. — И поменьше выпивай. У тебя хмельной вид.

«Да, — подумал Колков. — Я пью... И кажется, уже пропил с этой Зосей секреты своей записной книжки... Ах, будь что будет».

Александра Колкова разбудил громкий стук в дверь. Он спал тяжело и сначала никак не мог сообразить, где находится. Стук повторился. «Жорж!» — подумал Колков, встал и отпер дверь, но в коридоре стоял дядя Баня. Тот самый субъект, который явился к ним в гостиницу на второй день после их приезда в Вильно с условленным паролем — фотокарточками. С тех пор он проводит ежедневно занятия по ознакомлению с характерными мелочами бытовой стороны жизни в СССР, с условиями перехода границы и пограничной полосы.

Дядя Ваня приносил на занятия коллекции трамвайных, автобусных, железнодорожных, театральных билетов, различные афиши, фотографии, рисунки форменной одежды, по которым можно было составить себе представление о родах оружия в армии, о частях НКВД, милиции. Все для того, чтобы Околов и Колков не попали впросак из-за каких-нибудь пустяков. «Сколько стоит проезд в трамвае, газета или килограмм хлеба? Как отличить гэпэушника от милиционера?» Они заучивали имена и отчества вождей, фамилии известных спортсменов, стахановцев, артистов, популярные советские песни, содержание фильмов, цены на товары.

Выезжая с дядей Ваней за город, ходили ночью по компасу, стреляли в цель. Дядя Ваня принес им по два комплекта одежды, один советского производства, другой польского — для перехода погранполосы. Двое суток назад им в гостинице какой-то поляк принес фиктивные документы, паспорта, справки, чистые бланки со штампами заводов, где они «работают», и помог составить легенды. Документы выдал каждому отдельно, предупредив Колкова, чтобы он не показывал свою новую фамилию Околову. Тоже самое сказал и Околову. С заспанными глазами и с тупой головой Александр провел в свой номер дядю Ваню.

— Ну-с, дорогой друг, настала пора расставаться, через два часа вы уезжаете, вот, пожалуйста, ваш железнодорожный билет, и разрешите вам пожелать, как говорится, ни пуха ни пера! — Дядя Ваня, высокий мрачный тип с бородкой, пожал Колкову руку и сел на кровать.

— К черту, к черту, — буркнул Колков и начал складывать вещи в дорожный мешок.

— На конечной станции вас встретят наши люди. А сейчас собирайтесь и спускайтесь к пану Околову. Позавтракаете, и вас отвезут.

Дядя Ваня потоптался еще с минуту и ушел.

Позавтракав в ресторане при гостинице, Колков и Околов поехали на вокзал. В вагоне поезда у них было отдельное купе. Околов уткнулся в газету, Колков уставился в окно. Оба были не в духе. Так в молчании и доехали до назначенной станции.

На перроне их встретил «пан Александр» и повел к машине. На месте шофера сидел поляк «Иван Иванович».

— Как настроение? Как самочувствие? — спросил поляк, когда они уселись в машину. — А вы почему морщитесь? — обратился он к Колкову.