«Номер один»

В ту ночь многие в Уэст-Мидлендсе предавались мечтам, в ночь, когда в двух сотнях домов застыли нерожденные звезды, ожидая утра, когда, если им повезет и свершится Божественная справедливость, они вспыхнут ярким, великолепным светом, который согреет и озарит каждую сторону их жизни и жизней их любимых.

Четверо участников группы «Четверка-Х» были в церкви с матерями. Все они страстно молились о том, чтобы это был последний вечер, когда они размышляют о будущем, не имея практически никаких перспектив на спасение от мрачного урбанистического кошмара, в котором они родились. О будущем, в котором они и большинство их друзей станут либо безработными, либо преступниками.

Квазар танцевал стриптиз на девичнике. Он обычно не возражал против такой работы, но эти девчонки были слишком уж крутые… Квазару было тридцать восемь (он говорил, что тридцать два), и ему казалось, что он застал времена, когда дамы все еще были дамами. Когда он начинал работать в этом бизнесе, они не вцеплялись в его трусы длинными ногтями и не стремились увидеть его унижение за засунутую туда пятерку. Раньше это было клево (или, по крайней мере, он так думал), это было прикольно. Теперь же выступления почти всегда сводились к сексу, и некоторые женщины были действительно кровожадные, они словно винили его в том, что, когда вернутся домой, их там будут ожидать хреновые мужики.

Однако Квазар любил смотреть на все с оптимизмом, и, когда зрительницы визжали и подначивали друг друга дотронуться до его пениса, он говорил им, что они везучие девчонки, потому что прикасаются к любовной мышце будущей звезды.

Сьюки с удовольствием была бы стриптизершей — она всегда предпочитала это занятие проституции, — но ей было сорок, а это слишком много для экзотической танцовщицы, и к тому же груди она делала почти одиннадцать лет назад и в последнее время они превратились в болезненный кошмар. В подтягивающем лифчике груди по-прежнему выглядели нормально, но без него, покрытые шрамами и отвисшие (одна висела ниже другой), с затвердевшими, растянувшими кожу имплантатами, они напоминали мячи, засунутые в носки. Сьюки отчаянно хотела сделать вторую операцию, но она была не глупа и понимала, что делать ее нужно хорошо, чтобы избежать серьезных осложнений. А для этого нужно было куда больше денег, чем она при всем везении могла заработать, торгуя собой.

Наклонившись над ручным тормозом машины клиента и расстегивая его ширинку, она думала, как и всегда, о прослушивании. Вытащив его член, она представила на секунду, что это микрофон, и даже улыбнулась про себя. Сьюки знала, что это несбыточная мечта; но иногда для участия в шоу действительно выбирали самых странных людей. В этом и заключалась его притягательность, оно давало возможность каждому. Кто знает? Все бывает. Может быть, когда-нибудь она и правда сменит члены на микрофон.

Иона и ее товарищи по группе ели рыбу с картошкой и пили лагер в пабе «Тенантс» в Глазго. Они приехали в город в тот вечер, потому что Иона улетала ранним рейсом.

— «Баджет эйр», — сказала Иона, глядя на билет. — Я помню, как этот маленький гаденыш рассказывал мне о частных самолетах.

— Фу, — сказал Дуглас. — Какая гадость.

Все засмеялись.

— Мне до сих пор это так странно, — сказала Иона. — Все кажется неправильным.

— Мы сто раз все обсуждали, — сказала Флер. — Если у тебя что-нибудь получится, то и нам будет хорошо.

— А если ты провалишься, много хуже не станет, — добавила Мэри.

— Но я никогда в жизни не пела одна, — простонала Иона. — Я, может, вообще буду петь одно созвучие.

— Как будто они это заметят, — ухмыльнулся Дуглас. — Родни Рут и Берилл «рокерша» Бленхейм не отличат мелодии от созвучия, а Кельвину так и так наплевать. Хватит тебе, Иона, мы это проходили, понимаем, как это делается. Знакомы с правилами игры.

— Знаю. Знаю, — нервно сказала Иона.

— И поэтому это так для нас важно. Ты можешь использовать еще один шанс ради себя и ради группы, и в этот раз знаешь правила немного лучше остальных. В этот раз ты должна играть в их игру.

— О-о-о, с этим я справлюсь, — сказала Иона. — Если мне только удастся пройти пару туров, я сыграю в их игру.

Мишель из группы «Пероксид» наслаждалась обработкой зоны бикини воском, в то время как ее партнерша Джорджи наслаждалась огромным батончиком «марс», которому предстояло пробыть в ее организме всего три минуты.

Грэм и Миллисент держались за руки в комнате Грэма и слушали Боба Дилана.

Шестнадцатилетний мальчик по имени Трой, в чьей комнате было полно комиксов, но ни одной книги, стоял перед зеркалом и пел «Angels» Робби Уильямса.

Молодая мать-одиночка пыталась найти на весь день няньку для своего больного маленького сына.

За ужином в приюте для жертв домашнего насилия группа женщин чокались припасенным на Рождество шампанским за будущий успех одной из своих коллег по несчастью.

И повсюду в Бирмингеме, Вулвергемптоне, Лестере и по всей «Черной стране», на севере до Стока, на юге до Уотфорда и на западе до самой границы с Уэльсом, все пели свои песни, репетировали движения, полоскали горло листерином и оценивали свои наряды. «Сморчки» танцевали, «выскочки» прихорашивались, «липучки» вели доверительные беседы с друзьями, говорили с Богом и посещали семинары по повышению самооценки. И у всех них была одна и та же мечта. Каждый «липучка-выскочка», «сморчок-липучка», «выскочка-сморчок» с примесью «липучки» и «липучка-сморчок» с примесью «выскочки» мечтал стать звездой. И каждый думал… каково это? Как это будет? Быть выбранным, прорваться и победить. Стать звездой!

В нескольких милях по магистрали M1 Кристиан Эпплярд, победитель самого первого сезона шоу «Номер один», в последний раз покинул свою квартиру в Докландсе и отправился в дом своей матери. Фотограф приехал запечатлеть это событие. Отказ, полученный бывшим певцом номер один в праве выкупа закладной вследствие просрочки, по-прежнему был стоящей новостью.

Принц поет короля

Его королевское высочество также был приглашен на прослушивание в Бирмингем, в преддверии чего репетировал песни перед своей многострадальной женой.

— Полагаю, я буду выглядеть совершеннейшим чудаком, — сказал он.

— Да, полагаю, так и будет, — ответила его жена, начищая сапог для верховой езды.

— Думаешь, люди будут смеяться?

— Я бы точно смеялась.

— Знаешь, дорогая, я серьезно думаю, что ты могла бы смотреть на это более оптимистично. Я ведь пытаюсь спасти монархию.

— Да, дорогой, я знаю и очень горжусь тобой. Но согласись, это все равно довольно курьезно.

Принц работал над «Burning Love», песней, которую сделал знаменитой Элвис Пресли. Он глубоко вздохнул и начал сначала.

— Нужно петь «hunkah», дорогой, — перебила его жена. — Не «hunk of». Ты говоришь «hunk of», а нужно «hunkah».

— Правда?

— Да, точно.

— Боже мой, я не могу говорить «hunkah», это отвратительно. Я много лет талдычил о важности дикции и необходимости серьезного изучения грамматики в школе. Хотя, разумеется, никто не слушал. Но если честно, если я не утруждаю себя тем, чтобы воспринимать королевский английский серьезно, то кто станет это делать? Эту программу смотрят дети, я чувствую ответственность, я должен подавать пример.

— Я всего лишь говорю, что, если ты споешь «hunk of», ты не только будешь выглядеть глупо, но еще и ритм собьешь.

— Правда?

— Ну, конечно, правда, — ответила герцогиня, откладывая в сторону щетки и крем для обуви. — Послушай: в «hunk of» два слога, а в «hunkah» полтора. Совсем другое дело, ты ведь и сам должен был заметить.