Война за океан

– В самом деле, что это, Алексей Иванович? – спросил Чихачев.

– Мне приказано сказать, что ничего не имею добавить…

«Видно, сильно настроили тебя против нас, – подумал Невельской. – Такой славнецкий малый, лихой моряк, а смотрит букой. Да, видно, немало извели на нас бумаги за зиму! Ну, малый, я из тебя и из твоего Ивана Федоровича попытаюсь этот дух выветрить!»

– Пишет, что прибыл груз в четыре тысячи пудов и что я должен немедля выгрузить его своими силами. И что мне на службу доставлено два офицера. Это все! Я ждал, что командир русского корвета, прибыв на пост, где люди с нетерпением ждали корабля так долго, съедет сам, и рад был бы ему несказанно. А вместо этого вы привозите краткое письмо, из которого неясно, получу ли я груз. У нас сил нет выгрузить четыре тысячи пудов. Да прислан ли корвет в мое распоряжение или только вы доставили груз?

– Так точно, в ваше распоряжение до первого августа.

«До первого августа, когда сегодня восемнадцатое июля».

– Да что за официальности, господин мичман? Да что вы, мичман, смотрите букой? Не сметь здесь разыгрывать передо мной парламентера, вы не во вражеском стане! Говорите все прямо и откровенно. «Мы в отчаянье! У нас голод! Последняя корова забита!» – хотелось сказать. – Почему вы прибыли с корветом и стали на таком расстоянии, как будто тут вражеская страна и вот-вот вас начнут бомбардировать? Что же вы молчите? И почему Иван Федорович сам не съехал? Или он тоже боится утонуть? Так не надо было становиться за пять пушечных выстрелов.

– Он, как командир судна, не обязан…

– Я знаю, что он не обязан… – строго и холодно перебил Невельской. – Но ведь мы ждали… Мы все… Целый год, господа… – Невельской разволновался. – В прошлом году вы так много сделали для нас, это давало надежду!

Чихачев стоял насупившись, внутренне теряясь, как человек, два приятеля которого ведут разговор к опасной и серьезной ссоре. Он не понимал причины, почему действительно так ведет себя командир судна.

– Уверяю вас, Геннадий Иванович, если бы Иван Федорович и захотел съехать, то не смог бы… – краснея и сбиваясь с официального тона, ответил Овсянкин.

– Ну что ты говоришь!.. Я думаю, что тут нечего считаться, – с укоризной заговорил Николай Матвеевич, принимая сторону Невельского. – Ведь у нас тяжелейшее положение, голод, болезни, дух у людей падает. Подумай сам. А вы так себя ведете.

Овсянкин покраснел еще гуще.

– Именно не мог бы! – твердо и решительно заявил он. – По инструкции, которая вручена ему… – Овсянкин снова сбился. – Оставлять судно, находясь здесь, в Петровском зимовье, он… ну… словом, не смеет этого делать.

Глаза Невельского удивленно расширились.

– В инструкции это сказано? Кто же составил такие дурацкие инструкции?

– Губернатор Камчатской области, его превосходительство генерал-майор Завойко.

– Делать ему было нечего! Что же, Завойко мне войну объявил? Боится, что я, как вождь краснокожих, в плен возьму вашего командира? А тот послал вас во вражеский стан для переговоров? Или Завойко боится, что Иван Федорович увидит до какой степени нищеты и позора довела Компания и расподлейшая ваша камчатская бюрократия всю нашу экспедицию…

– Я не могу этого передать, ваше высокоблагородие! – пугаясь, отчеканил Овсянкин.

– А что же вы стали на рейде чуть ли не у Сахалина? Тоже инструкция?

– Так точно, ваше высокоблагородие!

– Так и это инструкция? Благодарю вас, мичман! Да в уме ли ваш командир, что он эту инструкцию не выбросил за борт или не кинул в лицо генералу!

– Не могу знать, ваше высокоблагородие. Иван Федорович приказал, если у вас будут сомнения, то объявить, что корвет по инструкции не должен приближаться к берегу и входить в залив, так как здесь погибли в прошлом году «Охотск» и «Шелихов» и сам корвет однажды уж подвергался опасности…

– Ну что же, раз так, то будем играть в комедию! – сказал Невельской. – Нам нечего тут обмениваться любезностями, прошу вас, мичман, пожалуйте на пост, где мы будем с вами официально разговаривать.

Мичман вытянулся и отдал честь.

Невельской тоже откозырял и, повернувшись, пошагал к строениям. «Затеем переписку! – думал он. – Этого не хватало».

По дороге Овсянкин рассказал, что на судне идет в Камчатку ученый Дитмар[20] из Петербурга, который тут съедет на берег для исследований. Он хочет познакомиться с новым заселением, пока стоит судно.

Невельской смягчился. «Может быть, живой человек приехал…»

– Попросите его, пожалуйста, съехать. Скажите, что я буду очень рад.

Через час мичман отправился на шлюпке с ответным письмом Невельского к Лихачеву.

В канун отхода «Оливуцы» из Петропавловского порта командира корвета Лихачева пригласил к себе генерал Завойко и сказал ему:

– Так я приказываю вам к зимовью близко не подходить и на берег людей ни в коем случае не спускать, а то Невельской захватит их в свою экспедицию. Вы не знаете, что это за человек. Он забирает себе все суда. Он «Шелихова» забрал и погубил. Поэтому приказываю вам быть на корабле и ни под каким видом не съезжать к нему на берег.

– Слушаюсь, ваше превосходительство. Но как я объясню это Невельскому?

– А вот слушайте меня дальше, я уж знаю, как вы объясните. Как в прошлом году «Оливуца» чуть не села на мель на баре, то мы про то можем сказать, что она подверглась опасности. Так объясните: раз она подверглась, то подойти я не имею права, а выгрузку на рейде произведем, но силами Петровского зимовья! У них для этого есть гребные суда, баркас Геннадий Иванович у вас отнял в прошлом году.

– Да, он взял у нас баркас с обещанием вернуть.

– Боже мой! Ох, не вовремя затеяли всю эту канитель с Амуром! Амур режет и душит меня, и я не могу здесь служить со всеми этими заботами. Невельской все суда обчистил. Это же настоящий пират! Он забирает товары где хочет, людей забирает. Из-за него я не могу исполнить того, что требует от меня долг службы и мое положение губернатора новой области, которую надо развивать. Так вы потребуйте, Иван Федорович, этот баркас обратно, чтобы ему неповадно было пиратствовать в другой раз.

– А если там война?

– Боже мой, с кем там может быть война?

– С гиляками или с маньчжурами. В прошлом году, когда мы были там, гиляки волновались.

– Там – я вам прямо скажу – нет ничего подобного! А если есть война, то только у капитана с молодой бабой в теплой избе!

– Ну если…

– Ну уж если, то тогда нет иного от меня приказания, как защищать всеми средствами Петровское зимовье и действовать с его гарнизоном заодно, до последней капли крови исполняя долг свой перед престолом и отечеством. И тогда посылайте команду на берег с ружьями… И подчиняйтесь старшему по чину.

– Слушаюсь, ваше превосходительство.

– Невельской поймет, почему я вам дал такой приказ. Я губернатор! Фантазиям верить не могу. Открытый им залив Счастья на самом деле есть залив несчастья, если в нем гибнут все суда и к нему нельзя подойти из-за мелей, как и к самому Невельскому из-за дурного характера, как к уросливому жеребцу. Вот поэтому он не может придраться, когда «Оливуца» станет от берега далеко. И он поймет, что не сможет захватить ее и не может отнять у вас гребные суда, а может только кусать локти. А чтобы он не покушался на ваши гребные средства, заявите, что вы требуете с него тот баркас, который он забрал с «Оливуцы» по доброте Сущева в прошлом году, а товары пусть он выгружает сам. Но на самом деле не забирайте у него баркас. Да он и не отдаст, это не такой человек. Пусть он увидит, что его повадки знают. Так вот: идите в Аян, берите груз и почту, какие приготовлены для Петровского зимовья Кашеваровым, не вдаваясь в подробности, что это за груз. И берите почту, если готова, оставляя все это на ответственности Кашеварова, немедля отправляйтесь в Петровское. И можете две недели исполнять приказания Невельского, однако не позже первого августа. Соблюдайте все, что я вам приказываю. А если из Петровского будет в Аян обратная почта, заберете ее и, подойдя на вид Аяна, отправите на шлюпке. И сразу сюда – на Камчатку. Чтобы быть тут пятнадцатого августа.