Флэшбэк

Леонард помнил, что район близ Черри-Крик был одним из самых дорогих в Колорадо мест для шопинга. Теперь квартал двух-, трех- и четырехэтажных зданий на противоположной от кондо-молла Ника Боттома стороне Первой авеню превратился в лабиринт рынков и построек, выжженных в ходе беспорядков или войн за сферы влияния. За последнее десятилетие здесь исчезли все элитные магазины.

«Господи, как много зависит от обслуживания», — подумал Леонард.

Давно, еще до Дня, когда настал трындец, вышли книга и телесериал о мире, в котором люди внезапно исчезли — не вымерли, а просто исчезли. Они зачаровали Леонарда, который тогда еще преподавал Шекспира и Чосера. До просмотра сериала Леонард не понимал — книгу, лежавшую в основе, он так и не прочел, — насколько сеть коммуникаций, физическая основа современной жизни, зависит от постоянного обслуживания. В своих апокалипсических видениях он всегда воображал, что города по большей части сохранят свой облик на целые десятилетия, даже на целый век, пока сорняки, трава, деревья и дикие животные не начнут заполнять их. Но оказалось, что это не так. В сериале не говорилось о том, что служебные туннели, подземные ходы, вся подземная часть большого города — вроде Нью-Йорка — без постоянного обслуживания через день окажутся под водой. Одно это вскоре приведет к взрывам из-за роста давления в трубопроводах, затоплению подвалов небоскребов, обрушению фундаментов и удивительно быстрой деградации городской инфраструктуры.

Род человеческий в Соединенных Штатах не исчез, совсем нет. Но всеобщее ощущение того, что страна сдалась, плюс повсеместное распространение флэшбэка — из-за чего в каждый конкретный момент лишь немногие исполняли свои служебные обязанности, — вызвали схожее по масштабам разрушение инфраструктуры.

Бокс Леонардова зятя располагался в огромном укрепленном бетонном кубе без окон. Лучше бы он стоял на другом берегу реки — здесь же здание возвышалось, как Форт-Апачи [110]в глубине индейской территории. Леонард наблюдал в этот день, как люди перемещаются по разрушенным кварталам — бывшей торговой зоне Норт-Черри-Крик по другую сторону широкой улицы. Однако прогулка в этих краях ночью и без оружия обернулась бы кошмаром.

Въезды в крытую парковку со стороны реки теперь были перегорожены проволокой под высоким напряжением. За берегами — огороженными, осклизлыми, с вытоптанной травой — велось непрерывное видеонаблюдение из кондо-комплекса. В западном торце здания располагался контролируемый подъезд к парковке. Автомобиль должен был проехать через автоматические ворота, бетонный взрыв-короб — там обыскивали машины и изымали взрывчатку, если находили, — потом через еще одни ворота, а уже затем по пандусу внутрь гаража.

Стальные, без окон двери главного входа смотрели на север. Над ними виднелись пузырьки видеокамер.

Леонард и Вэл пересекли Первую авеню и прошли взад-вперед по улицам, обращенным к громаде мола, — по двум кварталам.

— Если бы мы только могли позвонить… — сказал Леонард. Ему пришлось сесть.

— Спокойно, дед, — отрезал Вэл. Они держались в тени, пряча лица от камер наблюдения наверху — словно дешевая бижутерия, те висели вдоль всего фасада. — Тебе придется зайти внутрь и узнать, дома ли мой предок.

— Мне? Одному? А ты не пойдешь?

— Денверские копы меня разыскивают. Мы слушали радио в грузовике — там передавали фамилии всех ребят, с которыми я корешился. На меня наверняка выпущена ориентировка. Может, мной интересуются еще ФБР и ДВБ. Они высчитали, что в первую очередь я заявлюсь сюда… и вот, пожалуйста, я здесь. Но тебя, Леонард, они могут и не искать.

Леонарду не нравилось, когда Вэл называл его по имени.

— Меня могут искать точно так же, — возразил он.

Вэл пожал плечами.

— Все равно, у нас в запасе нет ничего лучшего, чем Ник Боттом. Он, конечно, по уши во флэшбэке, но у него могли сохраниться связи в денверской полиции. Если нет, он хотя бы сумеет вывести нас из города. Охрана здания, наверное, не пропустит тебя дальше холла или КПП — не знаю, что тут есть. Но если тебя не задержат и не позвонят сразу же в полицию, то, может, разрешат позвонить предку в его бокс. А если тебя все-таки схватят, скажи, что бежал из Лос-Анджелеса, а где я — не знаешь.

— Мне не поверят, если я скажу, что уехал из Лос-Анджелеса без тебя.

Вэл пожал плечами. Молчание затягивалось.

— И ты полагаешь, что твой отец дома в середине дня? — спросил наконец Леонард слегка дрожащим голосом.

— Он наркоман, — бросил Вэл. — А флэшбэкеры почти всегда дома. Когда не залегают во флэшпещеру.

— Если он дома… если меня не задержат и не вызовут полицию… что я должен сказать твоему отцу?

— Скажи, что я здесь. Пусть он выйдет поговорить со мной. И захватит двести баксов — старых баксов. Если у него нет столько на руках, мы можем дойти до банкомата. Несколько банкоматов еще стоят.

Леонард не знал, смеяться или плакать.

— И это все? Все, что тебе нужно от отца, — это деньги? Чтобы добыть фальшивую карточку и стать водителем?

— Да.

— Но ты ведь так злился на него, Вэл?

— В жопу. Уже неважно. Я не знаю, что там было у них с мамой, да и не колышет это меня больше. Если он там… если не потратил все до последнего цента на флэшбэк… пусть выйдет ко мне и принесет двести старых баксов. Можешь сказать, что я никогда больше его не побеспокою. Пусть только даст денег. Он отправил меня в ссылку на пять долбаных лет. Уж двести-то баксов он мне должен, я думаю.

Леонард покачал головой, помолчал, потом проговорил:

— Может быть, я подберу пароль к тексту на телефоне твоей матери. Мне пришли в голову кое-какие варианты.

Парень вздернул голову:

— Разве это теперь важно?

— Может, и важно.

Леонард не знал, важно это или нет. Он хорошо изучил свою любимую дочь, когда они жили вместе, но шансы на разгадывание пароля были невелики. Дара с ее недюжинным интеллектом понимала, что самым безопасным паролем будет более-менее случайный набор букв и цифр. Конечно, это было сентиментальной глупостью — полагать, что он угадал трехбуквенное слово.

— Я больше не считаю, что предок и в самом деле убил ее, — пробормотал парень. — Просто мне невмоготу было видеть, как он не плачет после маминой смерти. Он не плакал на похоронах, не плакал, когда мы разбирали ее вещи. Сукин сын… вообще никак не показал, что переживает. Потом он избавился от меня, а… а я думаю, что на какое-то время у меня шарики съехали. Мне просто нужны деньги, сколько бы он ни дал. А потом я уеду куда-нибудь и постараюсь никогда больше его не видеть.

Леонард начал было говорить, но прикусил губу.

— Тогда, может, ты отдашь мне телефон моей дочери? Я хочу прочесть ее дневник.

— Если ты приведешь сюда предка и он даст мне денег, чтобы я мог сделать карточки, то можешь забирать на хрен этот телефон. А теперь иди, дед.

Холл кондоминиума представлял собой пуленепробиваемый взрывобезопасный бункер с камерами наблюдения. Двери в жилые помещения были из многослойного металла. Посетителям следовало говорить в микрофон и видеокамеру рядом с трехмерным экраном высокого разрешения, на котором бесконечно крутилась заставка: цветущий луг с оленем и парящий в голубом небе орел. И все это — под вдохновенную музыку, вполне способную прикончить человека со слабыми нервами.

Из-за решетки донесся мужской голос:

— Добро пожаловать в кондоминиум «Черри-Крик-молл». Чем могу быть полезен?

Леонард сказал, что хочет поговорить с мистером Ником Боттомом.

Последовала пауза, потом голос ответил:

— Пожалуйста, оставайтесь на месте. Сейчас к вам выйдут.

Леонарда охватила паника. Они вызывают полицию. Охрана здания предупреждена. Его схватят и продержат до приезда полицейских.

Он быстро направился к тяжелым дверям, ведущим на улицу, и попытался открыть одну створку. Та подалась. Леонард знал, что те, кто следит за ним через камеры, могли запереть дверь из центральной диспетчерской. Раз этого не сделали, его не собираются задерживать. Выглянув из двери, он не увидел Вэла на другой стороне улицы; правда, движение на Первой авеню было довольно напряженным.