238  

— Нет никаких признаков того, что малыш просится на свет из-за несчастного падения, — твердил он Клейтону и остальным домочадцам, — но я на всякий случай останусь до вечера, присмотреть за герцогиней.

К этому времени Клейтон, лишившись всякого присутствия духа, опустился до того, что стал угрожать доктору:

— Если существует хоть малейшая возможность преждевременных родов, следующие два месяца вы просидите здесь, и попробуйте только сделать шаг за ворота!

Склонив голову набок, Хью Уитком рассматривал герцога с тем веселым сочувствием, которое неизменно питал к мужчинам, которым предстояло впервые стать отцами.

— Позвольте осведомиться, из чистого любопытства, разумеется, какими средствами вы собираетесь меня удерживать?

— Поверьте это не составит ни малейшего труда! — отрезал Клейтон.

— Не сомневаюсь, — хмыкнул Хью. — Мне просто интересно. Видите ли, когда ваша матушка, за месяц до вашего рождения, серьезно простудилась, то, насколько я припоминаю, тогдашний герцог угрожал заточить меня в подземелье Клеймора. Или то был граф Саттон? Нет… граф всего лишь отослал мой экипаж домой и не позволил мне воспользоваться своим.

Но улыбка мгновенно сползла с лица доктора, когда из комнаты вылетела горничная Уитни и, перегнувшись через перила, закричала:

— У леди начались боли, мистер Уитком!

С тех пор прошло несколько часов, но за все это время Клейтону позволили увидеть Уитни лишь дважды, и то на несколько минут. Бедняжка, лежавшая на огромной кровати, выглядела такой маленькой, бледной и хрупкой, но в перерыве между схватками храбро улыбалась мужу и даже попросила его посидеть рядом.

— Я люблю тебя и обязательно подарю чудесного красивого ребенка, только нужно немного подождать, — обещала она Клейтону, скрывая страх за ободряющими словами.

Клейтону сразу стало легче, до той минуты, когда тело жены выгнулось от невыносимой муки.

— Тебе лучше уйти, — выдавила она, закусив губу до крови. Клейтон сорвал беспомощную ярость на Уиткоме:

— Черт побери, неужели вы ничего не можете сделать?

— Могу, и первым делом выгоню вашу светлость отсюда, чтобы ей не пришлось тревожиться еще и за вас .

Через час Клейтон вновь потребовал пустить его к жене, и хотя врач попытался задержать его у двери, Уитни слабым голосом попросила мужа войти. Она еще больше побледнела, на лбу выступили крупные капли пота. Клейтон опустился на колени, пригладил ее волосы и глухо выговорил:

— Больше я такого не допущу. Никогда. Не позволю, чтобы это снова случилось с тобой.

Прежде чем Уитни успела ответить, по ее телу вновь прошла судорога боли, и Клейтон, вскочив, схватил ее в объятия и принялся укачивать, как ребенка.

— Прости меня, — хрипло прошептал он, смаргивая слезы. Но тут его снова выставили за дверь и больше не впускали.

Правда, время от времени Уитком появлялся, чтобы утешить расстроенное семейство и дать очередной лживый прогноз о скором появлении младенца. Но Клейтон уже ничему не верил.

С трудом оторвав взгляд от двери, он посмотрел на часы. Начало десятого. В отчаянии он побрел в гостиную, где как на иголках сидели мать и Стивен в компании лорда и леди Джилберт.

— Уитком — невежественный осел! — с порога рявкнул он. — Немедленно посылаю за повитухой… нет, за двумя!

Леди Джилберт вымученно улыбнулась.

— Уверена, что малыш вот-вот родится. И все будет хорошо, — заверила она, хотя, по мнению Клейтона, сама была до смерти перепугана.

Лорд Джилберт подтвердил предсказания жены энергичным кивком и услужливо поддакнул:

— С минуты на минуту. И не о чем беспокоиться. Не она первая, не она последняя.

По мнению Клейтона, лорд Джилберт паниковал куда сильнее жены.

Стивен отнял ладони от лица и в немом отчаянии уставился на Клейтона. Очевидно, слишком уважал старшего брата, чтобы лгать ему в лицо.

Вдовствующая герцогиня встала и подошла к сыну:

— Я сердцем чувствую, что тревожиться нет причин и с ними все будет хорошо.

Клейтон побелел и ринулся к графину с бренди, стоявшему на боковом столике. В последний раз он слышал эту фразу из уст матери, когда ее любимая кобыла заболела. Бедное животное не дотянуло до утра.

Он понял: ничего не остается делать, кроме как молиться. И кажется, остальные так и делают. И все потому, что Уитком — бесчувственный олух!

— Ваша светлость!

Присутствующие уставились на Хью Уиткома, стоявшего в дверях. Только сейчас стало видно, как он устал и осунулся. Клейтон оцепенел.

  238  
×
×