Рай. Том 1

— И не только, — наставлял Мэтт, входя в конференц-зал, примыкающий к его кабинету.

Он нажал кнопку на стене, и зеркальная панель, скрывающая бар, бесшумно скользнула вбок. Мэтт снял с полки бутылку шотландского виски, налил в стакан и сделал большой глоток.

— Я хочу знать все, что возможно, об операциях «Бенкрофт». Прошу тебя поработать над этим с Вандервилдом. Все, до последней мелочи, — финансы, администраторы, руководство. И особенно слабые места.

— Насколько я понял, ты собираешься захватить их. Мэтт сделал еще один огромный глоток.

— Я позже решу. Пока мне нужен достаточно большой пакет акций, чтобы получить контроль.

— А как насчет Саутвилла? Мы вложили в эту землю целое состояние.

Невеселая улыбка скривила губы Мэтта.

— Я позвонил Пирсону и Левинсону из машины, — сообщил он, имея в виду чикагскую юридическую фирму, с которой у него был договор об обслуживании, — и объяснил, что мне нужно. Мы добьемся решения о районировании и получим от «Бенкрофт» солидную прибыль.

— Но как?!

— Еще не решен маленький вопрос о хаустонском участке, который им так сильно необходим.

— И?

— И теперь он принадлежит нам. Эндерсон кивнул, направился к двери, остановился и, обернувшись, нерешительно сказал:

— Поскольку мне придется быть рядом с тобой в первых рядах во время битвы с «Бенкрофт», я бы хотел знать, с чего все началось.

Будь на месте Эндерсона любой другой служащий, Мэтт дал бы ему отповедь, которую тот не скоро бы забыл. Доверие было роскошью, которую люди положения и богатства Мэтта не могли себе позволить. Он, как и другие, поднявшиеся наверх, успел усвоить, что рискованно и даже опасно исповедоваться кому бы то ни было — часто даже лучшие друзья использовали полученные сведения к собственной выгоде, а иногда просто рассказывали о доверенных секретах направо и налево, желая доказать, что находятся на короткой ноге со знаменитым человеком. Из всех знакомых ему людей лишь четверым Мэтт доверял безоговорочно: сестре, отцу. Тому и Джо О'Хара. Том был с ним в прежние времена, когда Мэтту удавалось выжить лишь благодаря уму и отваге и построить империю, имея в своем распоряжении чутье, дерзость и очень мало наличных денег. Он доверял Джо и Тому, потому что те доказали свою преданность, и отчасти потому, что они вышли из тех же неимущих слоев общества, что и он сам, и не имели за спиной элитарных частных школ и колледжей.

— Десять лет назад, — ответил наконец Мэтт, нерешительно помолчав, — я сделал то, что не очень понравилось Бенкрофту.

— Иисусе, здорово ты, должно быть, ему насолил, если он до сих пор не забыл о мести. И что же ты такого сотворил?

— Осмелился забыть о том, кто я и где рос, и вторгнуться в его неприкосновенный уютный мирок.

— Каким же это образом?

Мэтт последним глотком осушил стакан, чтобы смыть горечью виски горечь слов и воспоминаний.

— Женился на его дочери.

— Женился на его… Мередит Бенкрофт? Его дочь?

— Да, именно та самая, — мрачно кивнул Мэтт. И пока Эндерсон в потрясенном молчании глазел на него, Мэтт добавил:

— Есть еще кое-что, о чем тебе так или иначе следует знать. Мередит сегодня сказала мне, что развод, который, как все считали, получен одиннадцать лет назад, недействителен. Адвокат, оказавшийся мошенником, так и не представил прошение в суд. Я велел Левинсону все проверить, но чувствую, что это правда.

После нескольких минут ошеломленного молчания острый ум Тома вновь начал функционировать.

— И теперь она требует целое состояние в возмещение морального ущерба?

— Она желает развода, — поправил Мэтт, — и вместе с отцом хотела бы уничтожить меня, но, помимо этого, если верить ее словам, не просит ни единого цента.

Том саркастически рассмеялся. Безусловная преданность другу требовала немедленных и решительных действий.

— Когда мы покончим с ними, они Бога будут молить о милости и каяться, что начали эту войну! — пообещал он, шагнув к двери.

После его ухода Мэтт подошел к окну и долго стоял, глядя на небо, такое же серое и угрюмое, как и его настроение. Эндерсон, возможно, прав относительно исхода всей этой истории, но ощущение торжества уже таяло. Он чувствовал себя… опустошенным. Мэтт смотрел, как струи дождя хлещут по тротуарам и мостовой, а в мозгу неустанно прокручивались прощальные слова Мередит: «Ты подметок Паркера не достоин! Он… настоящий мужчина! Под этим дорогим костюмом ты по-прежнему все тот же — грязный работяга из грязного городка с грязным пьяницей отцом!»