Нечто чудесное

Первые полчаса в доме лорда и леди Уилмер Тони казалось, что его предсказание сбывается. Он нарочно прошел вперед, чтобы наблюдать торжественное появление бабушки и Александры. Вдовствующая герцогиня Хоторн походила на наседку, зорко охраняющую свое потомство: грудь вперед, спина неестественно прямая, подбородок вздернут. Всем своим видом она положительно провоцировала каждого попробовать усомниться в ее мнении или попытаться сказать хоть слово против Александры.

Зрелище приковало взгляды всех присутствующих. На целую минуту пятьсот наиболее избранных, скучающих и утонченных представителей высшего общества оставили все разговоры и изумленно воззрились на самую уважаемую, устрашающую и влиятельную аристократку, которая покровительственно распростерла крылья над молодой, никому не известной дамой. Потом все словно по команде стали перешептываться. Монокли и лорнеты, однако, были направлены не на герцогиню, а на несравненную красавицу, не имевшую ни малейшего сходства с измученной бледной девушкой, присутствовавшей в церкви во время заупокойной службы.

Стоявший подле Энтони сэр Родерик Карстерз надменно приподнял брови и процедил:

– Хоторн, надеюсь, вы откроете мне, кто эта темноволосая леди рядом с вашей бабушкой?

Энтони с непроницаемым видом обернулся к Карстерзу:

– Вдова моего кузена, герцогиня Хоторн.

– Да вы шутите! – протянул Родди с чем-то весьма напоминающим удивление, что само по себе было невероятным, поскольку его вечно пресная физиономия никогда ничего подобного не выражала. – Не хотите же вы сказать, что это очаровательное создание – тот самый тощий несчастный воробушек, которого я видел на поминальной службе по Хоку?!

Пытаясь скрыть свое раздражение, Тони сдержанно ответил:

– Она тогда была слишком молода и не оправилась от потрясения.

– По-видимому, с годами «настоялась», – сухо заметил Родди, поднимая лорнет. – Совсем как старое вино. Да, ваш кузен всегда был ценителем вин и женщин. Она делает честь его репутации. Кстати, – продолжал он, растягивая слова и все еще не отводя глаз от Александры, – говорят, что прелестная балерина Хока с тех пор не пустила в свою постель ни одного мужчину! Просто уму непостижимо, не правда ли, как подумаешь, что в наше время любовница может быть куда более верной, чем законная жена!

– На что вы намекаете? – взорвался Энтони.

– Намекаю? – переспросил Родди, обращая на него саркастический взор. – Помилуйте, ни в коей мере! Но если вы не хотите, чтобы общество пришло к тому же заключению, что и я, не советую вам неотступно наблюдать за ней с таким откровенно ревнивым блеском в глазах. Она, кажется, живет с вами в одном доме, не так ли?

– Заткнитесь! – рявкнул Энтони. Однако сэр Карстерз, настроение которого менялось с фантастической быстротой, беззлобно улыбнулся:

– Танцы вот-вот начнутся. Представьте меня даме. Я претендую на первый.

Энтони поколебался, стискивая зубы. Он не мог, не имел права отказать Родди в просьбе, более того, прекрасно знал, что, если все-таки уклонится, Карстерз не задумается уничтожить репутацию Александры, повторив только что высказанное им измышление. А Родди был самым влиятельным членом круга, в котором вращался Тони.

Энтони унаследовал лишь титул Джордана, но не его высокомерие и непробиваемую самоуверенность, завоевавшие тому непререкаемый авторитет в высшем обществе. Он понимал, что герцогиня обладала возможностями оградить Александру от холодного презрения и оскорблений, вынудить престарелых дам и джентльменов отнестись к девушке с некоторой снисходительностью, но не могла заставить поколение Тони с готовностью принять ее. В отличие от Родди Карстерза. Молодые аристократы жили в постоянном ужасе, опасаясь острого, ядовитого языка Родди, и ни один человек не желал стать объектом его утонченных издевательств.

– Конечно, – наконец выговорил Тони, исполненный самых мрачных предчувствий.

Только к концу вальса Александра немного успокоилась и перестала отсчитывать такт. Как раз в тот момент, когда она решила, что теперь уж не собьется и не наступит на лакированные сапоги элегантного партнера, со скучающим видом кружившего ее по залу, тот произнес нечто такое, отчего худшие опасения девушки едва не сбылись.

– Скажите, дорогая, – снисходительно улыбаясь, осведомился он, – каким образом вы умудрились так расцвести в замораживающем всех и вся обществе вдовствующей герцогини Хоторн?