Нечто чудесное

Однако, несмотря на это, девушка интуитивно почувствовала что-то неладное. В последующую неделю, заполненную балами, зваными вечерами и музыкальными утренниками, косые, насмешливо-язвительные взгляды, направленные на нее, становились почти невыносимыми. Сбитая с толку, оскорбленная Алекс старалась искать убежища среди ровесников герцогини, которые, казалось, не считали ее забавным, весьма странным, жалким созданием. Более того, им она иногда могла поведать очередную чудесную историю о храбрости и отваге Джордана, слышанную от слуг Хоторна, как, например, тот случай, когда он спас утопающего Смарта.

Девушке не приходило в голову, что вежливые пожилые люди, так внимательно слушавшие ее, естественно, понимали, как безнадежно и смехотворно она все еще увлечена погибшим мужем, или что те же самые люди все пересказывали родственникам помоложе, которые, в свою очередь. делились столь неожиданными открытиями с друзьями.

Ее редко приглашали танцевать, и только мужчины, мечтавшие завладеть огромным приданым, обещанным герцогиней, или те, кто был не прочь затащить в постель женщину, бывшую замужем за человеком, пользовавшимся сомнительной славой одного из самых известных распутников Англии. Александра чувствовала, что никому из этих джентльменов она по-настоящему не нравится, и, чтобы скрыть смущение и боль, прибегала к одному лишь способу, который смогла придумать, – гордо вздергивала подбородок и холодно-вежливо давала понять, что предпочитает оставаться в обществе герцогини и ее друзей.

В конце концов ее прозвали Ледяной Герцогиней, и в обществе со смехом намекали, что Джордан Таунсенд, вероятно, предпочел гибель на дне морском медленной смерти от холода в постели жены. Кое-кто злорадно припоминал, как Джордана видели выходившим из роскошного дома, снятого им для прелестной Элиз, в тот самый день, когда объявление о его женитьбе появилось в «Таймс».

Более того, из уст в уста передавался слух, будто последняя любовница герцога, смеясь, говорила одному из его приятелей, что женитьба Джордана «была вынужденным неудобством» и что он не имел ни малейшего намерения порывать с ней.

Уже две недели спустя Александра мучительно сознавала, что стала безнадежным изгоем, хотя не понимала причины всеобщего презрения и видела лишь, что свет обращается с ней либо снисходительно, либо насмешливо, а подчас и с неприкрытым пренебрежением. По-видимому, она жестоко опозорила Джордана, и именно это ранило больнее всего. Она часами простаивала перед его портретом, пытаясь не плакать, безмолвно извиняясь за провал и умоляя ее простить.

– Ты меня слышишь, Хоторн? Очнись, парень! Джордан с почти нечеловеческим усилием подчинился произнесенному шепотом приказу и медленно приподнял веки. Слепящий белый свет лился сквозь маленькие отверстия в стенах, обжигая глаза, и невыносимая боль снова бросила его в темный провал небытия.

Когда он вновь пришел в себя, была ночь. Перед глазами маячило угрюмое лицо Джорджа Моргана, еще одного пленника с «Ланкастера», которого Джордан не видел с тех пор, как обоих три месяца назад сняли с французского корабля.

– Где я? – пробормотал он, чувствуя, как сочится кровь из пересохших, потрескавшихся губ.

– В аду, – мрачно пояснил американец. – Вернее сказать, во французской тюрьме.

Джордан попытался поднять руку и обнаружил, что тяжелые цепи тянут ее вниз. Проследив взглядом за направлением цепи, Джордан увидел, что она прикреплена к ввинченному в каменную стену железному кольцу. Он продолжал недоуменно изучать оковы, не в силах уразуметь, почему Джордж Морган может свободно передвигаться. Поняв причину его недоумения, тот объяснил:

– Неужели не помнишь? Это часть твоей награды за то, что ты напал на тюремщика и сломал ему нос, не говоря уже о том, что едва не перерезал ему глотку его же кинжалом, когда тебя привели сюда.

Джордан закрыл глаза, но так и не смог ничего припомнить.

– А остальная часть? – хрипло спросил он наконец.

– Три-четыре сломанных ребра, лицо в синяках и спина, похожая на кусок сырого мяса.

– Очаровательно, – процедил Джордан. – А по какой причине они предпочли меня покалечить, но не убить?

Холодно-бесстрастный тон герцога вызвал восхищенный смех Джорджа.

– Черт возьми, вы, британские аристократы, и глазом не моргнете, даже если вас будут распинать! – И, произнеся этот сомнительный комплимент, Джордж окунул оловянную чашку в ведро с затхлой водой, выплеснул, сколько мог, плавающей на поверхности зелени и поднес чашку к окровавленным губам Джордана.