– В честь возвращения блудного сына, как в конце концов окажется, – ухмыльнулся Джордан. – А где ваша хозяйка?
– В церкви, – объяснил Филберт, разглядывая высокого загорелого джентльмена. – А хозяин? – Тоже в церкви, конечно.
– Вне всякого сомнения, молится за мою бессмертную душу, – пошутил Джордан и, полагая, что Тони, конечно, оставит на прежнем месте Мэтисона, его камердинера, осведомился:
– Надеюсь, Мэтисон дома?
– Совершенно верно, – кивнул Филберт, с изумлением наблюдая, как неизвестный член семьи Таунсенд поднимается по лестнице и одновременно отдает приказы:
– Немедленно пошлите ко мне Мэтисона. Я буду в золотой комнате. Скажите, что мне нужно срочно принять ванну и побриться. И переодеться. Пусть принесет одежду, предпочтительно мою, но сойдут и вещи Тони и даже его собственные – словом, все, что он может стянуть.
Джордан поспешно прошел мимо хозяйских покоев, теперь, вероятно, занятых Тони, и открыл дверь в золотую спальню для гостей, далеко не столь роскошную, но в его глазах – самую прекрасную на свете. Сбросив плохо сидевший редингот, одолженный капитаном «Фолкона», Джордан швырнул его на стул, расстегнул сорочку и принялся снимать штаны, когда в комнату с видом разъяренного пингвина ворвался Мэтисон – полы черного фрака развеваются, грудь выпячена, лицо раскраснелось от негодования.
– Кажется, лакей перепутал ваше имя, сэр… Господи! – Камердинер застыл как вкопанный. – Господи Боже, ваша светлость! Господи Боже!
Джордан улыбнулся. Это больше походило на возвращение домой, как он его себе представлял.
– Уверен, Мэтисон, вы крайне благодарны Всевышнему за мое появление. Однако в данный момент я был бы так же благодарен вам всего лишь за ванну и приличную одежду.
– Конечно, ваша светлость. Сейчас же, ваша светлость. Как я счастлив, как рад уви… Господи Боже! – снова воскликнул Мэтисон, на этот раз в ужасе.
Джордан, никогда не замечавший за невозмутимым камердинером проявления каких-либо эмоций даже в самых тяжелых обстоятельствах, с некоторым изумлением увидел, как тот ринулся в коридор, исчез в хозяйской спальне и вылетел оттуда с сорочкой Тони, свисавшей с его руки, как белый флаг, сапогами и брюками для верховой езды, принадлежавшими когда-то Джордану.
– Я обнаружил их в гардеробе на прошлой неделе, – пропыхтел он. – Скорее! Вы должны немедленно ехать в церковь! Свадьба…
– Свадьба? Так вот почему все в церкви, – кивнул Джордан, собираясь отшвырнуть брюки, которые сунул ему лакей, и все-таки настоять на ванне. – Кто женится?
– Лорд Энтони, – выдохнул Мэтисон, пытаясь насильно облачить Джордана в сорочку.
Однако Джордан невозмутимо улыбнулся, стараясь не обращать внимания на чересчур взволнованного слугу.
– На ком?
– На вашей жене!
Потребовалось несколько минут, чтобы до Джордана дошел смысл слов камердинера, – его голова была слишком занята мрачными мыслями о том, что Тони, конечно, подписал брачный контракт новым титулом и взял на себя обязательства перед невестой и ее семьей, которые теперь, разумеется, не сможет выполнить.
– Двоемужество! – из последних сил прохрипел Мэтисон.
Наконец весь ужас происходящего обрушился на Джордана.
– Немедленно бегите на улицу и остановите любой экипаж, – коротко приказал он, натягивая сорочку. – На какое время назначена церемония и где?
– Через двадцать минут, в соборе Святого Павла.
Джордан вскочил в наемный экипаж, который успел выхватить посреди улицы из-под самого носа какой-то разъяренной вдовушки, и приказал кучеру гнать к собору.
– И можете потом удалиться на покой и жить в роскоши на то, что я вам заплачу, если доставите меня туда через четверть часа.
– Сомнительно, мистер, – покачал головой кучер. – Перед собором все забито экипажами – там сегодня свадьба.
Шли минуты, и сотни противоречивых мыслей и эмоций одолевали Джордана. Нетерпение и желание поскорее очутиться в соборе терзали его. Но, не в состоянии пробиться через невероятное скопление карет, Джордан откинулся на спинку сиденья и в мрачном молчании приготовился ждать.
За время своего отсутствия он иногда представлял, что, как это ни невероятно, Тони влюбился и сделал предложение. Но такая возможность казалась нереальной, поскольку кузен, так же как и сам Джордан, не горел желанием связать себя узами брака, даже светского, когда каждый супруг мог поступать как заблагорассудится.