Наконец-то вместе

Ли смотрела поверх его плеча на длинный обеденный стол, где Хильда зажигала свечи в сверкающих канделябрах.

— Что у нас на ужин, Хильда?

— Лазанья. Она в духовке. И к ней салат «Цезарь».

— Мы сами ее достанем, — решила Ли. — Накрой на стол и можешь отдыхать. Огромное спасибо. Знаешь, Майкл, Хильда готовит божественную лазанью. Должно быть, сделала ее в твою честь, потому что ты итальянец.

— Я сделала ее для вас, миссис Мэннинг, — выпалила Хильда, — потому что это самое питательное блюдо, которое я только знаю. Мистер Валенте!

Майкл поспешно обернулся:

— Что-то не так, Хильда?

— Не забудьте перед уходом погасить огонь, — предупредила она. — И чтобы никакой золы на ковре!

Майклу, не привыкшему, чтобы с ним разговаривали таким властным тоном, было и странно, и смешно, и Ли его понимала. Дождавшись, пока Хильда вновь отправится на кухню, она заговорщически огляделась и прошептала:

— Хильда не переносит грязи и пыли в любом виде и нещадно нас гоняет. Мы все у нее по струнке ходим! Зато такого верного человека еще поискать!

Похоже, она боится, что он обиделся!

Майкла так тронула забота, что ему страшно захотелось схватить Ли в объятия. Несмотря на все беды и несчастья, она по-прежнему остается такой же доброй, участливой и храброй. Ему хотелось рассказать, как он ею гордится. Но вместо этого они болтали ни о чем, пока Хильда не объявила, что ужин готов, а сама она идет спать.

На разделочном столе стояла чаша с королевскими креветками во льду, выложенными по краям ломтиками лимона и укропом. Ли вытянула два стульчика из литого железа и уселась.

— Хильда далеко, и отсрочка приговора закончилась. Давай поговорим о тебе.

Значит, шампанское, которое он ей подливал, возымело желанное действие. Она чаще улыбалась, а в глазах больше не стыло отчаяние.

— Откуда прикажешь начать?

— Начни с того момента, когда ты получил кличку.

— Хочешь узнать о моем криминальном детстве? — спросил Майкл.

Ли, поколебавшись, кивнула.

Он подошел к рабочему столу и присел на край.

— В таком случае вношу поправку в наш договор. Видишь чашу с креветками? Ты будешь есть, пока я рассказываю.

Ли подцепила креветку, окунула в соус, а Майкл, выполняя свою часть сделки, начал:

— Лет в восемь, когда родители были еще живы, Анджело прилепил мне эту кличку. В одиннадцать лет он был прирожденным лидером, имевшим целую компанию преданных и верных последователей и подражателей, включая меня, а также моего лучшего друга Билла, жившего по соседству. Мы с Биллом начали с краж колпаков с колес автомобилей, но за три-четыре года наловчились так, что помогали Анджело тащить с улиц все, что плохо лежит и хорошо продается. Остальное время мы защищали свою территорию. Сначала кулаками, но когда стали старше — предпочли ножи… в числе всего остального.

Он замолчал, и Ли зачарованно подалась вперед:

— А дальше?

— Съешь еще креветку.

Она автоматически повиновалась, и Майкл едва сдержал улыбку. В этот момент у нее был вид ребенка, которому не терпится дослушать сказку.

— Когда мне было лет шестнадцать, мы посягнули на территорию другой, более многочисленной, банды, и в свалке меня довольно сильно порезали. Анджело оттащил от меня двух парней и едва не умер от полученных ран. К тому времени, когда явились копы, все, кроме нас, успели разбежаться. Естественно, нас загребли.

— Это был твой первый арест?

— Нет. Но в тот раз меня едва не прикончили. Такое случилось впервые, и мне это не понравилось. Моей обязанностью было планировать операции. Иначе говоря, мне отводилась роль мозгового центра, и с этим я справлялся. А вот боец из меня был никудышный, — признался Майкл.

— Почему?

— Потому что от вида крови, особенно собственной, меня тошнило, и я не видел смысла зря ее проливать.

Ли невольно хихикнула и, глотнув шампанского, съела очередную креветку.

— К тому времени ты жил с теткой и дядей. Они знали, какую вы жизнь ведете и чем это грозит тебе и Анджело?

— Мой дядя умер от инфаркта через год после того, как убили моих родителей. А тетка не могла справиться ни со мной, ни с Анджело. Она даже не верила, что мы способны на то, в чем нас обвиняют. Считала, что копы нас преследуют, потому что мы итальянцы, а в их представлении все итальянцы — мафия.

— А как насчет родителей Билла? Что сделали они, когда вас сунули за решетку?

— Позвонили дяде Билла, который тогда был лейтенантом в нью-йоркском департаменте полиции. Он вытащил Билла и позаботился о том, чтобы протокол не составляли. Благодаря дядюшке Билл оказался единственным, кто не стоял на учете в полиции. Смешнее всего, что именно он был настоящим головорезом, самым злобным и жестоким во всей округе, но при этом таким маленьким, тощим и жалким, что ни родители, ни любящий дядюшка и подумать не могли, что он хуже нас всех, вместе взятых.