Наконец-то вместе

— По вашему «входному билету» вам полагается не более трех минут моего времени, — предупредил он. — Разумеется, вы понимаете, что нарушаете закон, пытаясь допрашивать меня без присутствия адвоката?

Но Маккорда больше интересовал диктофон, замеченный им на столе Валенте.

— Я попрошу вас выключить эту штуку на несколько минут, — спокойно предложил он. — Если после того, как я объясню кое-что, захотите включить ее снова, пожалуйста, но тогда мы уйдем.

— Ради Бога, — пожал плечами Валенте. — Коль скоро говорить собираетесь вы, вам и карты в руки.

Маккорд нажал кнопку «off»и отступил.

— Так вот, чтобы сразу расставить все точки над i, объясняю: придя сюда, мы не преступаем закон, потому что я вычеркнул вас из списка подозреваемых в убийстве Мэннинга. В настоящий момент, как вы уже знаете, за вами ведется наблюдение, а телефонные разговоры прослушиваются, но я собираюсь оставить все как есть…

— Еще бы, — презрительно рассмеялся Валенте. — Еще бы не оставить, сукин вы сын!

— Знаете, — процедил Маккорд, — какой-то частью души мне просто не терпится обойти вокруг стола и выбить из вас все дерьмо за то, что не слушаете разумных доводов.

Валенте почему-то опустил глаза и ответил таким мягко-зловещим тоном, что у Сэм мурашки пошли по коже:

— Кто же вам мешает?

Вызов прозвучал столь неприкрыто, что Сэм мгновенно напряглась, но оказалось, что Маккорд, сделав предупредительный выстрел, не собирается идти дальше. Вместо этого он спокойно повернулся, направился к окну и, глядя в небо, бесстрастно произнес:

— Но другая часть моей души чувствует потребность ответить за все содеянное. Представляю, что чувствовал бы я сам в вашем положении. Что чувствовал бы, проведя четыре года в тюрьме за преступление, которого, как сами копы знали, я не совершал, и все потому, что полное имя обколотого до ушей, замороченного наркотиками панка, убитого мной случайно и в порядке самообороны, притом его же оружием, было, как выяснилось Уильям Труманти Холмс. — Маккорд сунул руки в карманы и, изучая отражение Валенте в стекле, продолжал:

— Что бы я испытывал, если бы после выхода из тюрьмы мне, занятому созданием собственного и притом честного бизнеса, вместо того чтобы жить спокойно, пришлось раз за разом отбиваться от шавок Труманти, ложно обвинявших меня в попытках подкупа…

Сэм краем глаза заметила, как Валенте оперся бедром о стойку за письменным столом и сложил руки на груди. Выражение лица уже не было злобным. Скорее, холодно-задумчивым.

— Но дела о так называемых попытках подкупа были только началом, — продолжал Маккорд уже от своего имени. — Шли годы, и чем выше вы поднимались, тем яростнее преследовал вас Труманти. Теперь в ход шли орудия тяжелого калибра. Сначала во всей этой истории участвовала полиция города. Потом — штата. И наконец, на вас обратило внимание ФБР. Постепенно вы становитесь мишенью любого правоохранительного ведомства в государства, хотя, насколько я знаю, не нарушили ни единого чертова закона. — Он мрачно засмеялся и добавил:

— Однако мучеником вас не назовешь. Те обвинители, что польстились на легкую славу, обычно ложились окровавленными трупами на поле битвы и навсегда лишались и репутации, и возможности сделать карьеру. Разумеется, адвокатские гонорары стоили вам кучу денег, кроме того, ничем не купишь украденное звание порядочного человека. — Он медленно повернулся и, по-прежнему не вынимая рук из карманов, спокойно взглянул на Валенте:

— Я все правильно изложил?

— Сейчас я расплачусь, — издевательски бросил Валенте.

Маккорд не ответил. Сэм зачарованно наблюдала сцену конфронтации. Эти двое по-прежнему оставались охотником и хищником. Где-то глубоко в них заложена инстинктивная вражда. Старые противники — хитрые, настороженные, агрессивные, но пока еще сохраняющие намеренно небрежный, отнюдь не воинственный вид. Разделенные по взаимному молчаливому согласию некоей нейтральной зоной около восьми футов.

Валенте больше не грубил, но и идти на уступки явно не собирался. Маккорд пытался найти способ вовлечь его в беседу, но атаковать и не думал. Поэтому, приняв бесцеремонный, почти дружеский тон, громко объявил:

— Я сумел создать абсолютно ясную картину того, что происходило во всех прежних случаях, но когда речь идет о деле Мэннинга… том, которое мне поручили вести, многое остается непонятным. Вот каким образом, по моему мнению, вы оказались в нем замешанным. Если я скажу что-то не так, прошу без стеснения меня поправить.