Истинные цвета

— А меня — Изабель де Луна. Я из Санта-Фе. Он кивнул и поднял вверх большие пальцы рук.

— Я и сам из соседнего леса. Дюранго, штат Колорадо. Глаза его были голубыми, как воды Средиземного моря, а волосы светлыми, как песок в Пальме. Квадратный подбородок с ямочкой выдавал в Джексоне уроженца юго-запада.

— Если вы не в настроении работать, то сходите пообедайте! — вдруг прервал их диалог преподаватель, маленький лысый Люсьен Фитцсиммон.

— Прекрасная идея, Фитц! — выпалил Коуди. Схватив блокнот Изабель, он взял ее под руку и, не успел Фитцсиммон среагировать, как оба уже были на улице.

— Вы с ума сошли! Он же теперь нам житья не даст!

— Как же! Вы — восходящая звезда и находитесь под личным покровительством Эзры Эдварда Кларка. А я волею судьбы занимаю точно такое же положение у старины Фитца. Вот увидите — он переживет. А сейчас быстрее к «Вольфи», пока туда не сбежался весь город!

Дни шли за днями. Те три часа, которые Изабель вместе с Коуди ежедневно проводила в студии, становились для нее настоящей пыткой. В каждом обнаженном натурщике ей мерещился Коуди, а на место натурщиц она ставила себя. В ярко освещенной студии разыгрывалась мощная сексуальная прелюдия, и оба прекрасно чувствовали это, поскольку после занятий, не в силах расстаться, они все же ни разу не прикоснулись друг к другу.

Наконец в пятницу Коуди пригласил Изабель к себе на субботний ужин. Эти сутки девушка места себе не находила — на примере своих родителей она поняла, каким сильным и вместе с тем ненадежным чувством является любовь.

Чердак, на котором жил Коуди, находился под крышей небольшого здания в Сохо, на Грин-стрит. Как и большинство чердаков, он представлял собой огромное помещение с высоким потолком, огромными окнами, голыми стенами, световым люком и ванной. Прямо под световым люком стояло несколько начатых картин.

В противоположном углу стояли покрытая индейскими одеялами длинная кушетка, заменявшая стол старая деревянная дверь на подставке из кирпичей и два директорских кресла с полотняными спинками. Самодельный кофейный столик украшали книги о Джоне Сардженте, Рубенсе, Фрагонаре и Матиссе.

Роль кухонного стола играла еще одна дверь, на сей раз ее подпирали деревянные козлы. Вокруг нее стояли четыре облезлых стула — все разные. Картину дополняли расставленные на «столе» свечи, разложенные яркие салфетки, дешевые тарелки и пузатые кубки для вина. Все вместе производило самое благоприятное впечатление.

Подав Изабель бокал вина, Коуди жестом пригласил ее к плите, где варились спагетти. Здесь же в деревянной миске дожидался своего часа салат.

— Твое варево выглядит весьма аппетитно.

— Это ты выглядишь аппетитно, — возразил он, обхватив руками ее лицо и быстро поцеловав в губы.

Изабель чуть не поперхнулась вином.

Пытаясь унять волнение, она направилась к картинам. Коуди остался у плиты, но не отрывал от нее глаз. На Изабель было черное облегающее платье с пояском, волосы были забраны в аккуратный пучок, открывая ее привлекательные ушки с длинными серебряными серьгами. Коуди хотелось немедленно раздеть ее, заняться с ней любовью. Но сначала, напомнил он себе, нужно ее накормить.

Изабель чувствовала, как юноша ест ее глазами, однако вместо смущения ощущала только все усиливающееся возбуждение. Желание ее с каждой минутой росло. Силясь сконцентрировать свое внимание на чем-то другом, Изабель принялась рассматривать картины.

Неудивительно, что он так уверенно чувствует себя на занятиях, подумала она. Судя по этим картинам, Коуди Джексон специализировался на обнаженной натуре.

Картин было три: одна — в виде наброска, две другие почти закончены — по крайней мере Изабель не находила, что здесь еще добавить. Пышные тела натурщиц были освещены как-то очень уж неровно — словно падающие на них лучи света проходили сквозь некую призму. Первая женщина сидела в кресле, положив руки на колени и наклонившись вперед так, что ее груди свисали дряблыми мешками. Женщина была уже в возрасте, с расплывшейся фигурой и явно чем-то озабочена — может быть, тем, что нехватка денег заставила ее позировать обнаженной?

Вторая натурщица, молодая и красивая, по всей видимости, стремилась поскорее продемонстрировать все свои прелести. Свесив голову набок, она сидела в шезлонге, ее длинные светлые волосы ниспадали чуть ли не до пола. Высунутый язык облизывал верхнюю губу, глаза были закрыты — возможно, в экстазе.