Казак в Аду

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

О том, что обычно самая глубинная мудрость может быть выражена двумя-тремя словами. Философия, требующая обширных трактатов, высосана из пальца. Или ещё хуже…

…Поздно. Мужчины – существа лирические, с тонкой, легко травмируемой психикой, и вываливать им на голову такую цистерну искушений сразу никогда не рекомендуется. Одновременного коктейля из любви, страсти, опасности, восторга, ужаса и ещё двадцати пяти нервно-эмоциональных ингредиентов казачья душа не вынесла… Иван ощутил лёгкое головокружение, банька с голой возлюбленной поплыли влево, потом всё закрутилось, завертелось, и ему ещё здорово повезло, что при падении он не булькнулся в шайку с кипятком или затылком об угол печки!

Но самое удивительное, что в этот блаженный миг на него снизошло божественное озарение… Он вдруг увидел, как идёт по бескрайнему полю голубых облаков, над головой сияет всеобъемлющее солнце, а душу переполняет неизъяснимая тихая благость. Идёт себе, никуда не торопясь, и разговаривает с Богом. Легко, естественно, запросто, потому что кто ещё способен так понимать человека…

– Я люблю её, Господи, и мне по большому счёту уже и не очень важно, сложится у нас или нет. Любовь оказалась странной штукой… Я раньше думал, она имеет смысл, когда бывает взаимной, когда брак, семья, дети и всё такое… Но какой у нас брак? Она – еврейка до мозга костей, я – казак православный. Мне без венчания нельзя, а она ради семьи в выкресты не пойдёт. Всё правильно, если уж человек свою веру предал, чего от него ждать… Ну, хотя… секс, конечно, вполне мог бы быть…

–  ЛЮБОЕ ПРОЯВЛЕНИЕ ЛЮБВИ – ЕСТЬ АКТ БЛАГОДАТИ БОЖЬЕЙ.

– Но не путать с похотью, развратом и прелюбодеянием?

–  ИМЕННО.

– Рахиль непременно спросила бы: «И какие у нас варианты, если, куда ни кинь, оно везде сплошное нельзя?»

–  ОНА У ТЕБЯ ЗАБАВНАЯ…

– Да уж, наш роман больше напоминает длинный еврейский анекдот, бородатый, как станичник времён Первой мировой с четырьмя Георгиями на груди… Так что нам делать, Господи?

–  ЛЮБИТЬ. ВЕРИТЬ. НЕ ГРЕШИТЬ.

– Это понятно, я о другом, о главном… Ну, если у нас что-то, чисто гипотетически, в общем, как-то срастётся с браком, то… Господи… Господи, ты слышишь меня? Камо грядеши, Господи?!!

– Шоб вы знали, правильнее будет: «Лама савахвани!» – наставительно поправил его родной до безобразия голосок, и заботливые ручки нежно выплеснули на голову просветлённого подъесаула второй ковшик холодной воды. – С чего это вы перешли на польский, вы ж не католик, рожей не вышли. Вам таки положено обращаться к Богу с православной молитвой. В самом неудобном случае готова научить вас паре иудейских, оно уже пора?

Как вы понимаете, после такого трогательного приветствия раскрывать глаза, окунаясь в грубую реальность, не хотелось ни на минуту. Но надо, от неё куда денешься… В смысле от них обеих – и от реальности, и от любимой еврейки. Пришлось вставать…

– С возвращением! – Рахиль протянула бывшему подъесаулу крепкую ладонь и помогла подняться.

Она уже была полностью одета, автоматическая винтовка на боевом взводе, весь облик дышит отмытостью и готовностью ко всему, а о недавнем искушении плоти не напоминает абсолютно ничего – все пуговки, до самого воротничка, застёгнуты наглухо! Казак Кочуев мрачно застонал, он в очередной раз почувствовал себя полным идиотом, ярко осознав, ЧТО ему было предложено и от ЧЕГО он отказался. Поздно, поздно, поздно…

– Намылись, поди? Выходите, что ль! – тонко потребовали снаружи, и одна из достопамятных тёток без стука вломилась в баньку.

Какие бы подозрения ни были на её счёт у образованного молодого человека, но с ходу рубить шашкой он никого не стал. Подкрутил усы, пропуская отважную военнослужащую вперёд, и только на свежем воздухе воочию оценил обстановку. Не слишком радостную, но и не так уж фатальную, чтоб застрелиться на месте.

Во-первых, все ребятки-лучники уже спустились с гор и сидят вокруг, тихо переговариваясь, но не выпуская из рук оружия. Во-вторых, из норок-землянок понавылазил самый разный народец в домотканых портках и рубашечках с вышивкой, все с интеллигентными лицами, многие в очках, интеллект, как говорится, с морды лопатой не сотрёшь. Глаза ласковые, в ладошки прихлопывают, то ли праздника ждут, то ли, наоборот, нервишки сдают в ожидании чего-то не особо приятного. А главный распорядитель, тот самый седобородый старец с оленьими рогами, торжественно встал перед нашими героями, раскинул руки и провозгласил: