Ужасно скандальный брак

Господи, до чего же его голос имеет свойство успокаивать. Такой тихий… значит, он не собирался ее будить.

Девушка немного расслабилась. Он собирается рассказать, что у него на уме, и ей не придется отвечать! Вот и прекрасно! Главное, чтобы он не рассмешил ее. Она все выдержит, и тогда он спокойно уйдет.

— Ты и не почувствуешь ничего… или подумаешь, что спишь. Хочешь увидеть чудесный сон, Мэгги?

Предвкушение чего-то неизведанного снова охватило ее.

Он сунул руку под одеяло. Ткань рубашки вовсе не была тонкой, но она сразу ощутила жар руки на своем бедре. Значит, пора просыпаться и остановить его.

— Ты уклоняешься, ускользаешь, хотя в этом нет необходимости. Ведь тебе понравились мои поцелуи. А это такая малость по сравнению с тем наслаждением, которое я могу тебе дать, и которого ты и представить не можешь.

Ее проклятое любопытство снова не дает ей покоя! Ну почему ему нужно было сказать именно это? А его рука остается на месте! Она и без того лежит лицом к нему, согнув колени! И теперь его пальцы двинулись вниз по бедру, нашли подол сорочки и проникли под него… к треугольнику внизу живота.

Маргарет пребывала в полной уверенности, что сейчас лишится сознания, если он немедленно не прекратит!

Не прекратил. Пальцы достигли заветного местечка и, медленно скользнули внутрь.

Глаза Маргарет распахнулись, и… и она утонула в золотом сиянии. Он и не думал останавливаться, хотя уже понял, что она не спит! А Маргарет не могла найти слов, чтобы приказать ему уйти, вернее, не захотела произносить их, слишком завороженная обещанным наслаждением, которое уже начинала испытывать…

Он откинул покрывала, подхватил Маргарет, уложил себе на колени и стал целовать. Жар и страсть этого поцелуя отозвались восхитительными ощущениями, охватившими ее. Она услышала протяжный стон наслаждения. Из чьей груди он вырвался? Она не знала…

Он едва не раздавил ее, но и она цеплялась за него из последних сил. И огненное наслаждение, Господи, оно, кажется, изливалось отовсюду: из его губ, его прикосновений и того, что они делали…

Вкус и запах этого человека были хмельным вином, которое уже ее опьянило. Голова кружилась, щеки пылали, и каждое новое вызванное им ощущение поднимало на новые высоты. И каждый поцелуй лишал воли. Язык сплелся с ее языком в эротическом танце.

Она не знала, сколько он держал ее вот так, топя в наслаждении, унося с собой в чувственную бурю, которую создал сам.

Но тут он неожиданно перекатился, подмяв ее под себя, рывком поднял ее сорочку, дернул за бант у горла и снял с Маргарет просторное одеяние.

Ее волосы разметались в диком беспорядке, но он осторожно откинул их, открыв ее шею натиску своих губ. Ожог… еще один…

Он потянул зубами за мочку уха. Маргарет вздрогнула и продолжала дрожать с каждым прикосновением губ, ведущих дорожку к ее грудям. Его ладонь смяла нежный холмик, влажный рот жадно захватил вершинку. Она тихо вскрикнула, когда язык обвел крохотный сосок, долго играя с ним, прежде чем зубы царапнули по ставшему твердым камешку, посылая молнии ощущений в глубину ее лона.

Он продолжал ласкать ее, одновременно опаляя губами. И она остро ощущала каждое прикосновение, потому что пальцы его были словно раскаленное железо. Как и прижатое к ней тело.

И когда поток жара внезапно прервался, она затрепетала от холода и открыла глаза. Он стоял у кровати, не сводя с нее глаз и лихорадочно расстегивая рубашку. В глазах его по-прежнему переливалось такое тепло, что она ничуть не сомневалась: ему нравится все представшее его взору, и только это помешало ей покраснеть. Себастьян не отвел взгляда, даже когда одна пуговица упорно отказывалась выскользнуть из петли. Тогда он просто оторвал ее и отшвырнул. За пуговицей последовала рубашка. О, какая широкая у него грудь!

Она ответила столь же восхищенным взором, потому что не могла наглядеться на него. И теперь она может его коснуться…

Маргарет неудержимо покраснела, когда он принялся возиться с брюками. Она боялась опустить глаза, но была захвачена напряжением его взгляда. Он рискнул отодвинуться от нее, давая шанс прийти в себя, опомниться и решительно указать дерзкому на дверь.

Она действительно потеряла рассудок и, наверное, поэтому решила предоставить решать судьбе, а судьба, по-видимому, благоволила Себастьяну. Минута, когда все еще можно было исправить, миновала, и шанс оставить репутацию незапятнанной был навеки потерян. Он лег рядом, прижался всем телом и стал снова целовать, томительно медленно, завлекая, обольщая, кружа голову. И она потянулась к нему по собственной воле, обхватив шею, откинув голову, чувствуя, как его рука ложится на бедро. Он поднял ее ногу на себя, давая еще больший доступ к своему телу.