Госпожа президент

После верховой прогулки Абдалла вернулся в кабинет. Утро в пустыне — что может быть прекраснее! Жеребец хорошо размялся, а после оба искупались в пруду, что под пальмами возле конюшни. Конь был старый, один из самых старых в его табуне, и Абдалла с удовольствием подумал, что он по-прежнему легок на ногу, бодр и весел.

День начался хорошо. Он уже успел переделать массу рутинных дел. Ответил на мейлы, провел телефонное совещание. Прочел отчет дирекции, не содержавший ничего интересного. Ближе к полудню заметил, что внимание ослабевает. Коротко предупредил секретаря, чтобы ему не мешали, и выключил компьютер.

Плазменный экран на стене беззвучно показывал передачи Си-эн-эн.

На другой стене висела огромная карта США.

Множество булавок с цветными головками натыкано по всей территории. Он подошел к карте, провел пальцами между булавок. Рука замерла возле Лос-Анджелеса.

Наверно, это Эрик Ариёси, подумал Абдалла ар-Рахман, тронув желтую булавку. Эрик был сенсей, американец в третьем поколении, японского происхождения. Около сорока пяти лет, без семьи.

Жена бросила его после четырех недель брака, когда в 1983-м он потерял работу, и с тех пор он жил у родителей. Однако Эрик Ариёси не пал духом. Брался за любую работу, какую удавалось найти, пока в тридцать лет не закончил вечернюю школу и не стал электромонтером.

Подлинная катастрофа грянула, когда умер отец.

Во время Второй мировой войны старик был интернирован на Западное побережье. Совсем мальчишка в ту пору. Вместе с родителями и двумя маленькими сестрами три года отсидел в лагере. Из интернированных мало кто хоть в чем-то провинился. С самого рождения эти люди были добропорядочными американцами. Мать, бабушка Эрика, умерла еще до того, как в 1945-м их выпустили на свободу. Отец Эрика так и не превозмог ее смерть. Когда повзрослел и поселился на окраине Лос-Анджелеса, открыв маленькую цветочную фирму, чтобы прокормить себя, жену и двоих детей, он вчинил иск американскому государству. Тяжба затянулась. И стоила огромных денег.

Когда в 1994-м отец умер, Эрик получил в наследство лишь огромные долги. Домик, в который он почти пятнадцать лет вкладывал все свои доходы, оставался зарегистрирован на отца, а потому отошел к банку, и Эрику пришлось опять начинать с нуля. Процесс по поводу незаконного интернирования, затеянный отцом против американского государства, кончился ничем. Все, чего старик Дэниел Ариёси добился, следуя правилам и обращаясь к дорогим адвокатам, была жизнь в горечи и смерть в полной нищете.

И уговорить Эрика, судя по донесениям, не составило труда.

Само собой, он хотел денег, много денег, по его нищенским меркам, и он их заслужил.

Абдалла перебегал пальцами от одной булавки к другой.

Он не хотел, как Усама бен Ладен, использовать бомбистов-самоубийц и фанатиков для атак на США, на страну, которую они ненавидели и никогда не понимали.

Вместо этого он создал целую армию из американцев. Из недовольных, обманутых, угнетенных, одураченных американцев, заурядных людей, граждан этой страны. Многие из них там родились, все они там жили, в своей стране. Они были гражданами США, но США отплатили им только обманом да полным разочарованием.

— The spring of our discontent,^[60] — прошептал Абдалла.

Палец остановился у зеленой булавки возле Тусона, штат Аризона. Возможно, ею обозначен Хорхе Гонсалес, чьего младшего сына застрелил помощник шерифа во время налета на банк. Шестилетний мальчик случайно проезжал мимо на велосипеде. Шериф решительно заявил в местной прессе, что его превосходный помощник не сомневался, что мальчик — один из грабителей. Вдобавок все произошло очень быстро.

Маленький Антонио был ростом четыре фута два дюйма и находился в шести метрах от полицейского, когда тот выстрелил. Ехал мальчик на зеленом детском велосипеде, а одет был в великоватую футболку с изображением человека-паука на спине.

В результате никого даже не оштрафовали.

Даже дела не завели.

Отец, работавший в «Уол-Марте» с тех самых пор, как тринадцатилетним подростком перебрался из Мексики в страну своей мечты, не смог примириться со смертью сынишки и с неуважением, проявленным теми, кому полагалось защищать его и его семью. Когда он получил предложение, сулившее деньги, которые позволят ему вернуться на родину состоятельным человеком, а сделать надо было сущий пустяк, вроде бы совершенно неопасный, он жадно ухватился за эту возможность.

---

60 Весна тревоги нашей (англ.) — перефраз цитаты из Шекспира, «Ричард III», акт 1, сц. 1.