Замок храпящей красавицы

Но и на этот раз попытка освободиться от штанов не принесла успеха.

– Сейчас задохнусь, – пообещала Марфа.

Я посмотрела на ее красное лицо и решительно велела:

– Ну хватит! Джопусы необходимо разорвать!

– Джеггинсы, – просвистела Франк, – меня прямо бесит, когда люди слова коверкают. Ложить! Покласть! Ихний! Зво́нит! Нельзя изъясняться по‑обезьяньи! Джеггинсы, а не все остальное. Джег‑гин‑сы!

– Обезьяны, слава богу, помалкивают, – сказал дядя Миша, – и каждого свое злит. Я места себе не нахожу, если новую дорогую вещь зря уничтожают. Я их стащу. Надо мне наоборот сесть! С ног на живот перебраться.

– Тут я, – напомнила Катя.

– Ничего, у нее нижний этаж широкий, все поместимся! – азартно воскликнул дядя Миша.

Франк залилась ехидным смехом, Марфа начала хватать ртом воздух.

Михаил Степанович слегка подвинул Франк, та свесилась набок и заверещала:

– Ой, ой, запястье выворачивается.

– Потерпи, – попросил дядя Миша, – пару секунд всего и надо. Вот так!

Старший Корсаков устроился около Кати и засопел.

– Мама, – пропищала Марфа, – они меня раздавят! Помогите!

– Спокойно, Маша, я Дубровский! – гаркнул Михаил Степанович.

– Ее зовут Марфа, – продемонстрировала незнание классики Франк. – А вы знакомы с Дубровским?

– Читал когда‑то, – закряхтел Михаил Степанович, – хреновы пописы!

– Джеггинсы, – не сдалась Катя, – о Дубровском постоянно «Желтуха» пишет! Умеет он пиариться!

Михаил Степанович замер.

– Так парень давно умер!

– Олег Евгеньевич! – ужаснулась Катя. – Когда? Что с ним случилось?

– Вроде медведь его сожрал, – с некоторой долей сомнения произнес Михаил Степанович, – или сам утонул. Запамятовал. Давно читал. И имени его не помню! Но вроде он не Евгеньевич был! Хотя спорить не стану! Что забыл, то забыл.

– Позавчера Олег Дубровский в ресторане «Тургенев» гулял, кучу людей назвал, – застрекотала Франк. – Его там обсчитали, такая карусель!

– По моим сведениям, Дубровский умер в тысяча восемьсот не помню каком году, – завел Михаил Степанович, – и Тургенев тут ни с какого боку! Пушкин! Вот автор!

– Прекрати спорить! – разозлилась Катя. – Дубровский был в «Тургеневе». Я там чай пила, а он мимо идет, весь такой роскошный!

– Пушкин, – уперся Михаил Степанович. – Ты в школе‑то училась? Про Александра Сергеевича слышала?

– А‑а‑а! – заорала Марфа. – Царапает! Вы сунули мне в брюки наждак! Осторожно! Больно!

Глава 16

– Ну извини, – смутился Михаил Степанович, – руки у меня такие, шершавые.

– Надо кремом мазать, – посоветовала Марфа.

– Обязательно, – хмыкнул дядя Миша, – вот только жопинцы расстегну и полечу в салон, маникюр, ногокюр, маску на морду лица.

Франк закатила глаза.

– Уход за ступнями называется педикюр! Надо же было такое слово изобрести «ногокюр».

– Мой вариант звучит приличнее, – возразил дядя Миша, – педикюр как‑то не очень. Задумаешься, кто его делает, если он «педи».

Я опять решила внести трезвое предложение:

– Давайте воспользуемся ножницами.

– Нет! – отмел дядя Миша мою идею, – сейчас‑ка. Ух!

– А‑а‑а, – заорала Марфа.

– О‑о‑о, – завизжала Катя.

Послышался треск, Франк скатилась на пол, Михаил Степанович упал на спину и придавил Ермолову.

– Спасите, умираю, – донеслось из‑под дяди Миши.

– Вот ёканый бабай, – выругался старший Корсаков, медленно поднимаясь, – разорвал случайно! Сила у меня в руках немереная. Ё‑моё!

– Капец котенку! – возвестила Франк. – Не носить тебе, Марфа, джопинсы.

– Джеггинсы, – меланхолично поправил дядя Миша.

Катя издала звук, похожий на хрюканье, и уставилась на Михаила Степановича.

– Я что, произнесла глупое слово? Заразилась от вас?

Дядя Миша вытер пот со лба.

– Пежо всем. Филипп Леонидович так говорит, когда ерунда получается. Пежо всем! Не машина! Не про автомобиль речь, мне она нравится, симпатичная, французская, неприхотливая, хотя для наших дорог нежная, нам надо на танках ездить по колдобинам. Пежо всем в смысле…

– Спасибо, мы поняли, – остановила я разболтавшегося бутафора, – пежо всем джописам!

Франк встряхнулась.

– Марфа, ты не расстроилась?

Ермолова, придерживая руками останки брюк, со стоном села и попросила: