Нежный супруг олигарха

Марина Семеновна сняла шапочку.

– Это какая-то ошибка. Виктор и Ксения Фомины лечились у меня много лет, и за Наташей я наблюдала с детства. У нее не было ни одного штифта, лишь мелкие проблемы.

– Однако на запрос милиции вы прислали снимок, на котором практически одни искусственные зубы!

Марина Семеновна стащила с рук перчатки.

– Евлампия Андреевна, вы не похожи на человека, который ходит к зубному врачу раз в полгода для выявления мелких бед. Ведь так?

– А что, бывают такие люди? – изумилась я.

– Их много, – кивнула дантист. – Ясно же, что проще залечить кариес, чем потом депульпировать зуб. Но вы дожидаетесь, пока заболит, верно?

– Да, – согласилась я, не понимая, куда клонит врач.

– Следовательно, ваш приход ко мне не связан с состоянием вашей ротовой полости, и сюда вас привела иная причина. Какая? Судя по фразе о Фоминой, она связана с Наташей.

– Вы храните истории болезней?

– Конечно, так по закону положено.

– А документы Фоминой?

– Должны быть на месте.

– Сделайте одолжение, взгляните на ее рентгеновские снимки!

И тут Коваленко удивила меня. По идее она должна была начать задавать вопросы, всплескивать руками, ахать и охать, но Марина Семеновна спокойно крикнула:

– Лена!

– Аюшки? – ответила секретарь, заглядывая в кабинет. – Звали?

– Достань из архива карту Натальи Викторовны Фоминой и принеси сюда, – распорядилась начальница.

Через пять минут Коваленко, перелистнув не особо пухлую папочку, констатировала:

– Последнего панорамного снимка нет, его отправили в милицию и назад не получили. Но есть несколько секторальных, все они в одном пакете лежат. Сейчас.

Ловким движением Коваленко сунула почти черный прямоугольник в висевший на стене ящик, щелкнула рычажком, вспыхнул свет, и стало хорошо видно кусок нижней части черепа.

– Что за черт? – подала голос Марина Семеновна. – Это не Наташин снимок!

– А чей? – живо заинтересовалась я.

– Штифт и шестой сверху отсутствует… – забормотала Коваленко, – знакомо, знакомо… Ну конечно! Это…

Стоматолог умолкла.

– Кто? – в нетерпении поторопила я.

– А вам зачем? – сухо спросила Коваленко.

Я вынула из сумки удостоверение.

– Захватывающее кино, – скривилась Марина Семеновна. – В другой раз не прикидывайтесь пациентом, я сэкономлю время и силы. Да и материалы, кстати, тоже. Ваше начальство не станет оплачивать осмотр, у милиции вечно нет денег.

– Я из частной структуры, перед уходом внесу деньги в кассу. Лучше объясните, как получилась столь странная ситуация. Почему в карте Фоминой очутились чужие снимки?

Марина Семеновна отвернулась к окну.

– Не знаю!

– На их основании Наташу признали умершей.

– Понятия не имею, как это случилось!

– Сообщение о смерти дочери убило Виктора и Ксению Фоминых, – безжалостно напомнила я.

Коваленко сгорбилась.

– Я ни в чем не виновата!

– А кто выдавал снимки экспертам?

– Медсестра.

– Пригласите ее, пожалуйста.

– Это не Лена, у меня работала другая девушка.

– Можете назвать ее имя?

– Э… э… я забыла.

– У вас болезнь Альцгеймера? – не удержалась я.

– Катя Иванова! – нервно выпалила стоматолог.

– У вас не сохранился ее телефон?

– Нет.

– Адрес?

– Нет.

– Как странно!

– Ничего особенного, – бесстрастно отчеканила Коваленко. – Девчонка оказалась безответственной, я взяла ее временно и сразу уволила. Два года с той поры прошло! Прикажете хранить память о недобросовестной работнице?

– Вы избавились от Кати два года назад?

– Да.

– Интересно. Выходит, после несчастья с Наташей вы выгнали медсестру.

– Это случилось до пожара!

– Но тогда Катя никак не могла перепутать снимки при отправке в милицию, – поймала я доктора на лжи. – Либо Иванова ушла позже, либо не она занималась ответом на запрос следователя.

– Ну… я могла и перепутать, – дала задний ход Коваленко, – я плохо помню…

– Как к вам попала та медсестра?

– Я ее с улицы взяла.

– Без рекомендаций?

– Биржа ее прислала.

– Биржа?!

– А что особенного? Я обратилась туда, сообщила о вакансии и…

– Простите, – снова заглянула в кабинет Лена, – Лисков пришел.

– Приглашай, – обрадовалась Марина Семеновна и закричала: – Виталий Георгиевич, входите, жду вас! Освободите кресло, нам более не о чем беседовать.