84  

– Знаешь адрес?! – закричала я. – Какого черта ты тянул кота за бантик?

– Не знаю, – принялся занудничать парень, – я лишь выдвигаю версию.

– Двигай живее, – занервничала я.

– Если поезд – значит, неподалеку железная дорога, – зачастил Герман, – рядом есть стройка, судя по эху – подвал, гул, с большой долей вероятности, издает некая воздухоочистительная система. Я соображал долго и дотумкал. Улица Бастыркина, она одним краем упирается в рельсы, ведущие в сторону Питера, а там сейчас сооружают мост. Больше всего подходит дом номер пятнадцать, он последний по магистрали, примыкает к железной дороге, новый мост тянут в двух десятках метров от насыпи. Жильцов в здании нет, да оно никогда и не было обитаемым, на Бастыркина ранее был таксопарк, это здание – останки административного корпуса. Готов спорить, что звонок был оттуда. Компьютер не ошибается, он все варианты перебрал и выдал два. Бастыркина и проезд Томилина. Но на Томилина неделю назад работы по строительству были приостановлены. Жители на демонстрацию вышли, шумели очень. Остается Бастыркина. Еще один аргумент в пользу заброшенного таксопарка: киллер звонил в то время, когда по рельсам покатил состав Москва – Вальск, а рабочие забивали сваи. Администрация торопит строителей, вот они, пользуясь тем, что там, по сути, промзона, и пашут круглые сутки.

– Спасибо, – закричала я, хватаясь за руль, – ты гений!

– Я лучший из гениев, – поправил Герман.

Мне было недосуг слушать его похвальбу, я поспешила по указанному Германом адресу, по дороге я безостановочно названивала Максу и в конце концов оставила ему на автоответчике сообщение.

На улице Бастыркина запросто можно снимать кино, повествующее о жизни землян после глобальной катастрофы или ядерной войны. Часть домов лишилась крыш и окон, другие на первый взгляд казались целыми, но при ближайшем рассмотрении становилось ясно: тут давно не ступала нога человека.

Гаже всех выглядело здание бывшего таксопарка. Оно действительно подступало почти вплотную к рельсам. Я вытащила из багажника фонарь, прихватила чемоданчик со всем необходимым и храбро пнула дверь в здание администрации.

Ржавые петли слабо скрипнули, луч света полоснул по полу, раздался тихий писк, поодаль метнулось несколько крохотных серых теней. Я не боюсь крыс, но понимаю, что встреча со стаей голодных грызунов весьма опасна, поэтому живо сбегала к машине, взяла огнетушитель и вернулась. Едкая пена не понравится тем, кто считает себя полноправным владельцем таксопарка.

«Тук-тук… тук-тук… тук-тук», – донеслось с улицы. Пол задрожал, остатки стекол жалобно зазвенели: мимо мчался поезд. Я начала медленно обходить помещение. В доме три этажа, но лестница развалилась, не стоит пытаться по ней подняться, да и Герман утверждал, что Нина в момент звонка, похоже, находилась в подвале. Шаг за шагом я изучала офис администрации и в конце концов нашла дверь, за которой обнаружились ступеньки, уходящие вниз. В отличие от лестниц в центре зала, эта сохранилась замечательно, и рядом с ней до сих пор виднелось объявление, написанное прямо на стене красной краской: «После смены сдай путевой лист. Прими душ», и стрелка, острым концом указывающая в сторону подвала. Мне стало страшно. Получил ли Макс мое сообщение? Почему он до сих пор не приехал? Может, не стоит одной забираться под землю? В голове ожило неприятное воспоминание.

Давным-давно одноклассницы, Лена и Наташа, предложили мне пойти посмотреть на котят, которых родила дворовая кошка. Мама никогда не отпускала маленькую Фросеньку[11] от себя дальше чем на два метра. В одиннадцать лет меня это огорчало: ребята смеялись надо мной, обзывали «малявкой» и никогда не звали поиграть вместе. Я не пыталась вырваться из-под родительской опеки, понимала, что мама будет переживать, но Лена и Наташа предложили мне свою дружбу, и я дрогнула. Мы сбежали с двух последних уроков, спустились в школьный подвал, и я спросила: «Где киса?» – «Вон она, – Лена ткнула пальцем в темноту, – боишься идти одна? Ты трусиха?» – «Конечно, нет», – храбро ответила я, сделала пару шагов и услышала звук задвигающейся щеколды. «Посиди тут! – крикнула Наташа. – Проверим, какая ты смелая, начнешь орать – не надейся с нами дружить».

Я чуть не скончалась от ужаса, села на корточки, уткнулась носом в колени и провела в этой позе невесть сколько времени, пока в подвал не ворвались моя мама, директор, завуч и несколько милиционеров. Скандал вышел громкий, я сразу назвала имена Лены и Наташи, девочек поставили на учет в детской комнате милиции. За предательство класс объявил мне бойкот, кое-кто из учителей тоже меня осудил, а вожатая сурово заклеймила на общем собрании, заявив: «Настоящий пионер никогда не выдаст своих, даже если его фашисты на костре поджаривают».


  84  
×
×