Бабочка в гипсе

Я покачала головой.

– Вероятно, Силаева носила его с собой, – не сдавался Макс, – и не важно, в конце концов, как ей передавали бабки, главное, что она их стопроцентно получала. Сначала Нина остро переживала случившееся. На ее голову разом свалилась куча бед: арест любимого мужа, болезнь Прасковьи Никитичны, побег из родной квартиры, попытки устроиться на службу.

Я уловила в словах приятеля нестыковку и не преминула спросить:

– Зачем Силаевой мыть полы, если второй участник игры дает деньги?

Макс кивнул:

– Правильно мыслишь. Задам вместо ответа вопрос: а как объяснить любопытным людям тот факт, что одинокая безмужняя тетя преспокойно занимается хозяйством, нигде не работая? Кто содержит ее, мальчиков и бабушку? Кумушки могли раздуть костер сплетен. Фиг бы с ними, с любопытными бабами, а если участковый озаботится тем же? Нина была напугана, она залегла на дно и сделала вид, что не имеет средств к существованию.

Но прошли месяцы, и до Силаевой вдруг дошло: ей нечего ждать, Фил никогда не вернется, у него пожизненное заключение. Силаева не сумеет ни обнять, ни поцеловать мужа, Медведев, по сути, похоронен заживо в месте заключения. У психологов есть такое понятие: отложенный стресс, с ним частенько сталкиваются те, у кого умерли близкие. Первые дни родственники плотно заняты: похороны, поминки, девятины. Конечно, люди плачут, но хлопоты мешают целиком предаться горю. Потом жизнь входит в обычную колею, и человек внезапно понимает: все, он остался один. И тогда наваливаются ужас, страх, боль, ощущение пустоты, мучает чувство вины, хочется сказать умершему все ласковые слова, до которых не додумался, пока тот был жив, попросить у него прощения. Но, к сожалению, ничего исправить уже нельзя. А у Нины муж был жив, и она рьяно взялась его освобождать.

– Слишком рьяно, – уточнила я, – с таким азартом, что второй игрок ее убил. Побоялся, что на активность Силаевой обратят внимание следственные органы и, не дай бог, его вычислят. Или Нина обнаглела, потребовала у гуляющего на свободе стрелка больше денег, за что ее решили убрать. Труп спрятали в укромном месте, куда не заглядывают праздношатающиеся.

– Есть еще один вариант! – воскликнул Макс. – Нине действительно понадобились деньги, она знала, как связаться со вторым фигурантом, обратилась к нему и предложила продолжить партию. Ну-ка, вспомни ход игры, в которой участвовал Филипп. Убит Фомин, в ответ убрали Агатова, застрелена Наталья Иванова, убран Юрий Бляхин, застрелен Игорь Савиных – и тут Медведева арестовали. Теперь же, спустя довольно большой срок, погибает Маргарита Подольская. А мы знаем, что кон начинается с «шестерки». Да, Рита Подольская не очень умна, нигде не работала, жила на средства, оставленные покойным мужем, но ее никак нельзя считать самой маленькой «картой». Маргарита ходила по тусовкам, ее фото изредка появлялись в гламурных журналах, она член нескольких благотворительных обществ, которые собирают деньги то ли для сохранения популяции пингвинов на Волге, то ли для обезьянок, оставшихся сиротами. Нет, она похожа на даму. Следовательно, игра продолжается. Подольской «побили» Савиных. Чтобы вызволить мужа, Нина вступила в игру.

– Что-то тут не так, – пробормотала я.

– И что же? – нахмурился Макс.

– Пока не знаю, – честно ответила я. – Нина не показалась мне женщиной, которая способна убить человека.

– Валентине она отстрелила ухо, – напомнил Макс, – а потом продемонстрировала впечатляющий фокус с шоколадкой.

– И тем самым дала понять: снайпер, столь виртуозно владеющий оружием, легко мог попасть Вале между бровями, – возразила я, – но пострадало лишь ухо.

– Валентина в коме, – напомнил Макс.

Я встала:

– Уверена, Нина не хотела убивать бывшего прокурора, и она не планировала нанести Рублевой смертельную травму. Стойкая потеря сознания у Вали – это случайность.

– Подольская в морге, – не успокаивался Макс.

– Вероятно, ее убил второй игрок, впрочем, не знаю, – пробормотала я. – Извини, я хочу съездить к Марине, которая живет в квартире у бывшего вора в законе Ковригина. Тимофей Пантелеймонович помогал Силаевой, ему есть что рассказать.

– Не буду тебя останавливать, – сказал Макс, – но типы, подобные Ковригину, обычно не откровенничают. Деда в прошлые времена не сломали ни опера, ни следователи.

– По крайней мере, я потом утешусь мыслью, что предприняла попытку, – улыбнулась я, – вдруг да повезет?