Заживо погребенные

– До этого у тебя были с ним контакты?

Она молча кивнула. Контакты с Кафферти были у Ребуса: а она при этом могла в лучшем случае считаться зрителем.

– И на какое время у нас назначена встреча? – поинтересовался Хайндз.

– У нас?

– Я думаю, ты не против, чтобы я опытным глазом посмотрел его собрание художественных ценностей.

В этом был смысл, хотя Шивон предпочла бы отправиться на встречу без него. Телефон Хайндза зазвонил, он поднес его к уху.

– Здравствуйте, мисс Бессан, – произнес он, подмигивая Шивон, и вдруг нахмурился. – Вы уверены? – Он внимательно посмотрел на Шивон. – Да нет, мы недалеко от вас. Да… через пять минут… Ну, до встречи, – сказал он, заканчивая разговор.

– В чем дело? – поинтересовалась Шивон.

– Похоже, кто-то похитил картину из личной коллекции Марбера. И как ты думаешь, что именно похищено?… Веттриано…

Они приехали в галерею Марбера, где их ждала Синтия Бессан, все еще в черном после похорон и с красными от слез глазами.

– Я снова привезла сюда Джэн… – Кивком она указала на комнату, где секретарша Марбера перебирала бумаги. – Она сказала, что хотела сразу приступить к работе. Вот тут-то я и заметила.

– Заметили что? – спросила Шивон.

– Понимаете, у Эдди была картина, которую он очень любил. Какое-то время он держал ее дома, а потом собирался повесить у себя в офисе. Поэтому я и не сказала ничего, хотя заметила, что ее нет в доме. Но, по словам Джэн, опасаясь того, что ее могут украсть из галереи, он снова привез ее домой.

– А не мог он ее продать? – предположил Хайндз.

– Не думаю, Дэвид, – покачала головой Бессан. – Но как раз сейчас Джэн и проверяет это…

Шея Хайндза побагровела; он почувствовал на себе удивленный взгляд Шивон, озадаченной тем, что Бессан назвала его по имени.

– И что это за картина?

– Раннее полотно Веттриано… Автопортрет с обнаженной натурой, стоящей позади и отражающейся в зеркале.

– А размер картины? – спросил Хайндз, доставая записную книжку.

– Что-нибудь сорок на тридцать дюймов… Эдди приобрел ее лет пять назад или чуть раньше, как раз перед тем, как цены на работы Джека взлетели до небес.

– А сколько она может стоить сейчас?

Она пожала плечами.

– Ну, тысяч где-то тридцать-сорок. Вы думаете, ее украл тот, кто убил Эдди?

– А как вы думаете? – задала встречный вопрос Шивон.

– Знаете, ведь у Эдди есть работы Пеплоу и Белланика, Клее-младшего и пара превосходных эстампов Пикассо… – Она, казалось, была в замешательстве.

– Значит, эта картина была не самым ценным экспонатом коллекции?

Бессан покачала головой:

– А вы уверены, что она пропала?

– Ее нет ни здесь, ни в доме… – Она растерянно смотрела на них. – Не знаю, где еще она может быть.

– А может, у мистера Марбера есть еще какое-нибудь жилье или вообще помещение в Тоскане? – предположила Шивон.

– Он проводил там лишь один месяц в году, – возразила Бессан.

Шивон задумалась.

– Надо уточнить эту информацию. Где-нибудь есть фотография этой картины?

– Возможно, в каталоге…

– Миссис Бессан, а вы бы не могли еще раз съездить домой к мистеру Марберу, чтобы удостовериться окончательно?

Синтия Бессан кивнула, затем, бросив взгляд на Хайндза, спросила:

– Мне придется самой туда добираться?

– Я уверена, Дэвид будет рад вас подвезти, – заверила ее Шивон, наблюдая, как кровь снова и снова приливает к шее Хайндза.

8

Войдя в аудиторию, Ребус увидел, что вся группа обступила Арчи Теннанта. Сам Теннант сидел на стуле, а учащиеся сгрудились позади, стараясь через его плечо заглянуть в листок, который он им читал.

– В чем дело? – спросил Ребус, вытаскивая руки из карманов пиджака.

Прервав чтение, Теннант ответил:

– Документик на Ричарда Дики Даймонда. Твои амигос из Лотианского управления только что прислали по факсу.

– Кто бы мог ожидать от них такой прыти?

Подойдя к окну, Ребус наблюдал за автомобилем, двигающимся по проезду к выезду на шоссе. Должно быть, это Стрэтерн ехал домой: водитель впереди, пассажир сзади.

– Ну и фрукт этот твой Дики, – объявил Фрэнсис Грей.

– Он вовсе не мой, – возразил Ребус.

– Но ведь ты его знал? Несколько раз задерживал?

Ребус утвердительно кивнул. Отрицать было бессмысленно. Он сел по другую сторону стола, лицом к своим товарищам.