Брачный контракт кентавра

– Нельзя сказать, что эта ситуация эксклюзивна, – усмехнулась я, – тысячи женщин вынудили порядочных парней пойти с ними в загс, заявив о беременности. Кстати, многие из таких союзов вполне благополучны.

– Но не в нашем случае, – пригорюнился профессор. – Хотя я решил: раз уж так получилось, надо налаживать жизнь, но ничего не вышло. Ира была против.

– Ирина? – изумилась я. – Против? Да она мечтала выйти замуж за обеспеченного москвича!

– Вовсе нет, – печально ответил Федор Сергеевич. – Я только спустя пару лет сообразил: что-то не так. Вроде Ира хорошая жена: готовит, убирает дом, за девочкой присматривает… Но она никогда со мной не спорила!

– Абсолютное большинство мужчин позеленело бы от зависти, услышь они вашу претензию, – не удержалась я от замечания.

Профессор взял со стола сигарету, щелкнул зажигалкой и с жадностью затянулся.

– Видите ли, – продолжил он наконец, – мне, как и всем мужчинам, не по вкусу скандальные особы, и жена, соглашающаяся с мужем по любому вопросу, очень редкое явление в современной действительности. Но Ира проявляла не благородство, а равнодушие. Если я о чем-то просил, она исполняла пожелание мгновенно, молча, но у меня создавалось впечатление, что такое поведение вызвано не любовью к супругу, не желанием сохранить в семье мир и покой, а совсем иными причинами.

– Какими же? – заинтересовалась я, отмахиваясь от дыма руками.

Профессор сложил губы трубочкой и выпустил колечко дыма.

– Ну, понимаете, она со всех ног кидалась к плите или утюгу, чтобы побыстрее покончить с делами и схватить книгу, которую перечитывала постоянно. Ирине хотелось иметь побольше времени для себя, отсюда и хозяйственное рвение, она не тратила время на нелепые споры, предпочитала сохранить его для своего досуга. Так ведет себя прислуга. Я никогда не примерял на себя роль сатрапа, не заставлял Ирину пропадать на кухне. Нет, совсем наоборот: я пытался устроить жену на учебу, предлагал ей получить высшее образование, убеждал, что без диплома у человека нет будущего. Но нет! Супруга кивала, быстро отрабатывала у плиты повинность и хватала свою книгу.

Федор Сергеевич загасил окурок в пепельнице и откинулся на спинку кресла.

– Я знаток литературы – видите, какая у меня библиотека? Ирина могла пользоваться любыми изданиями, к ее услугам была мировая классика и современные авторы. Но она уходила в свой угол и вновь и вновь перелистывала один и тот же том.

– У вас были разные спальни? – бестактно спросила я.

Профессор кивнул.

– В молодости я занимался борьбой и сломал нос, после травмы начал храпеть, да так заливисто, что сам от своего храпа просыпался. Но понимаю, о чем вы подумали. Я человек старой формации, об интимной жизни говорить не приучен, но сейчас, видимо, придется. Естественные супружеские отношения Ира ненавидела. В конце концов меня перестало тянуть к жене, брак постепенно превратился в сожительство посторонних людей.

– Почему же вы не разошлись? – удивилась я.

Федор Сергеевич вынул новую сигарету.

– Не хотел огорчать своих родителей, которые счастливо прожили вместе много лет. Думал: уладится-устаканится, стерпится-слюбится. Хотел ребенка и предполагал стать хорошим отцом. А когда стало ясно, что семьи у нас с Ирой не сложится, у нее диагностировали тяжелое заболевание. Бросить супругу мне показалось подло. Не скрою, у меня на тот момент уже была Вета, и если бы не недуг Ирины… Что сейчас попусту говорить, было и прошло, сорняками заросло. Так вот о Татьяне. Иветта как-то вдруг меня спросила: «Ты уверен, что Таня тебе родная дочь?»

Я повнимательнее пригляделся к девочке и растерялся. Внешне ничего общего, дочка удалась в мать. И характер не мой – ни усидчивости, ни трудолюбия. Не подумайте, что я хвастаюсь, но всего в жизни я добился сам, упорно шел к намеченной цели. А вот у Татьяны ни малейших признаков целеустремленности не наблюдалось. Мда… И она не хотела учиться!

– Я не сильна в генетике, поправьте, если ошибаюсь, но вроде благоприобретенные навыки не наследуются. Если отец блестяще выучил английский, это не значит, что его сын не появится на свет, умея бойко «спикать» на языке Шекспира, – перебила я профессора.

– При чем здесь это? – поморщился Федор Сергеевич. – Речь идет о предрасположенности. Если в роду сплошь математики, появление художника удивит. Приваловы всегда занимались наукой, я могу проследить семейную ветвь до прапрапрадедов: один был аптекарь, составлял новые лекарства, другой… Ладно, не буду лукавить. За год до смерти Ирины я точно узнал: Татьяна не мой ребенок.