14.30. Диана бросила взгляд на входную дверь, ожидая увидеть свору жандармов. Ее начнут допрашивать о происхождении Лгосьена и о смерти Ирен Пандов, чье тело наверняка скоро найдут.
Она должна вернуться в Париж и увидеть своего мальчика. Нужно все рассказать Патрику Ланглуа – только он способен прикрыть ее, защитить от равнодушной машины закона. Она набрала мобильный лейтенанта. Он не дал ей произнести ни слова.
– Куда вы снова провалились, черт бы вас побрал? – рявкнул он.
– Я в Ницце.
– Что вы там забыли?
– Мне нужно было кое-кого повидать…
– А я решил, что вы попросту сбежали, – с облегчением в голосе признался сыщик.
– С чего мне скрываться?
– С вами ни за что нельзя поручиться.
Диана помолчала, ощутив, что между ними возникли доверие и близость, каких она никогда ни к кому не чувствовала. Боясь разрыдаться, она быстро проговорила:
– Я очень волновалась, Патрик.
– Неужели?
– Мне не до шуток. Нам нужно встретиться. Я должна все вам объяснить.
– Как скоро вы можете быть в Париже?
– Через три часа.
– Жду вас у себя в кабинете. У меня тоже есть новости.
– Какие?
– Жду вас.
Диана уловила в голосе лейтенанта тревогу и снова спросила:
– В чем дело? Что вы раскопали?
– Объясню при встрече. Но будьте очень осторожны, берегите себя.
– Почему вы так говорите?
– Возможно, вы увязли в этом деле глубже, чем я предполагал.
– Ка… как это?
– До встречи в префектуре.
Она вышла из кабины и направилась к дверям. Ветер гнал по мостовой сухие красные листья. Садясь в машину, Диана подумала, что сама осень готовит ей ловушку.
41
Диана Тиберж добралась до больницы Неккера к восьми часам вечера. Ждавший ее Дидье Роман пребывал в состоянии крайнего возбуждения. Она захотела увидеть Люсьена, но антрополог возразил:
– С ним все в порядке, поверьте. А у нас срочное дело.
Роман потащил Диану к корпусу Лавуазье, и она ощутила смутную тревогу. Слишком много ужасных воспоминаний было связано с этим зданием.
Когда антрополог повел ее к залу сканирования, у Дианы от страха перехватило горло. Она шла вдоль белых стен со слепящими лампами дневного света, и ей казалось, что это прямая дорога в ад, к новым страданиям и насилию. Ученый на ходу начал объяснять ей, в чем дело:
– Я кое-что заметил, когда делал первые обследования, но не хотел вас пугать.
Диана с трудом удержалась от смеха. Ситуация и впрямь была гротескной: окружающие составили заговор, решив ни при каких обстоятельствах не нарушать ее безмятежного покоя.
Они вошли в набитую техникой кабину, и Роман сел за главный компьютер, совсем как судебный медик в ночь убийства Рольфа фон Кейна. Он сказал, щелкнув мышью:
– Как говорится, лучше один раз увидеть… Диана стояла, прислонившись спиной к одной из металлических стоек, и уже приготовилась увидеть изуродованные внутренности немца, но, к ее великому удивлению, на экране появилось контрастное изображение двух ладоней. Это были ладони ребенка, тонкие, белые и как будто отполированные.
Роман молча вывел на экран следующую картинку – те же руки ладонями вверх – и увеличил изображение кончиков пальцев с капиллярным узором.
– Я уже изучал дерматоглифы Люсьена и обнаружил нечто вроде шрамов. Они находились под первыми слоями эпидермиса и показались мне очень старыми. Как будто… поверх успела нарасти новая кожа, понимаете?
Роман многократно увеличил узоры на пальцах, и Диана увидела крошечные вертикальные и косые линии, не вписывающиеся в привычный рисунок завитков.
– Сестра Феррер заметила, что эти аномалии проявляются сильнее, когда подскакивает температура. Она поставила в известность Дагера, он убедился, что кончики пальцев Люсьена действительно краснеют, и позвонил мне. И тогда я понял, что происходит.
Отпечатки пальцев занимали теперь всю поверхность экрана монитора, и бороздки были видны совершенно четко. Они напомнили Диане царапины – помарки…
– Эти шрамы находились под внешними слоями кожи. Белыми они остаются, потому что это шрамы от ожогов. Мертвый эпидермис, куда не поступает кровь. Жар усиливает контраст между температурой снабжаемой кровью плоти и шрамами. Классический случай: некоторые стигматы лучше видны, когда у вас высокая температура.
Диана разглядывала тонкие черточки и видела в них какие-то буквы. Полустертые и перевернутые, как в зеркале. Антрополог угадал ход ее мыслей.