Расплата кровью

Элизабет замерла. Как может такой простой жест оживить воспоминание, которое, верилось, давно умерло.

Шестилетняя девочка, весело идущая на конюшню в Сомерсете; она видит кухонных служанок, присевших, чтобы подглядывать в трещину в каменной стене, там, где выкрошился известковый раствор; и вкрадчивый их шепот: «Иди-ка глянь на педиков, малышка»; девочка не знает, что это значит, но ей так хочется – до отчаянья – хоть с кем-то подружиться; она наклоняется к щели и видит двух здоровенных конюхов… их одежда небрежно разбросана по всему стойлу, один из них стоит на четвереньках, второй пристроился к нему сзади, качает бедрами взад и вперед и тяжело дышит, и тела обоих блестят от пота, который сверкает, как масло; девочка испуганно шарахается прочь и слышит сдавленные смешки девушек. Они смеются над ней. Над ее невинностью и детской наивностью. О, как ей захотелось ударить их, сделать им больно, выцарапать глаза!.. И она делает тот же жест руками, как сейчас – тетя Франчи.

– Элизабет! – Франческа опустила руки. Ее тело расслабилось. – Ты напугала меня, моя дорогая.

Элизабет осторожно наблюдала за теткой, боясь еще каких-нибудь неприятных воспоминаний, которые могли всплыть от любого другого невольного жеста.

Франческа, поняла она, начала одеваться к ужину, но вдруг фотография мужа повергла ее в раздумье, которое нарушила Элизабет. Теперь тетка пристально всматривалась в свое отражение в зеркале, проводя щеткой по редеющим седым волосам. Она улыбнулась Элизабет, но ее губы горестно дернулись.

– Знаешь, девушкой я привыкла смотреть в зеркало, не видя своего лица. Говорят, что это невозможно, но я научилась. Я могу уложить волосы, наложить макияж, вдеть серьги, все что угодно. И мне никогда не приходится видеть, насколько я некрасива.

Элизабет не стала притворно ее успокаивать, говоря, что это не так. Это было бы оскорбительно, ибо ее тетка говорила правду. Она была некрасива, и всегда была такой, награжденная от природы длинным, лошадиным лицом, выступающими зубами и очень маленьким подбородком. У нее и тело было нескладным, худая и долговязая, она представляла собой средоточие всех генетических проклятий семьи Ринтул. Элизабет часто думала, что именно из-за своей неказистости ее тетка носила так много бижутерии, словно хотела всеми этими бусами отвлечь внимание от своего несуразного лица и тела.

– Ты не должна обращать внимание, Элизабет, – мягко говорила Франческа. – Она не имела в виду ничего плохого. Действительно не имела. Ты не должна так на это реагировать.

Элизабет почувствовала, как у нее сдавило горло. Как хорошо тетка знала ее! И всегда понимала, как никто другой.

– «Принеси мистеру Винни выпить, дорогая… Его стакан почти пуст». – Она с горечью передразнила застенчивый голос матери. – Мне хотелось умереть. Несмотря на полицию. Несмотря на Джой. Она не может остановиться. Она не остановится. Это никогда не кончится.

– Она желает тебе счастья, моя дорогая. И видит его в браке.

– Таком же, как ее собственный, ты хочешь сказать? – едко спросила она.

Тетка нахмурилась и, положив щетку на комод, аккуратно воткнула в нее расческу.

– Я показывала тебе фотографии, которые мне дал Гоуван? – оживленно спросила она, потянув верхний ящик. Он скрипнул и застрял. – Глупый, милый мальчик. Он увидел журнал с фотографиями «до и после» и решил, что мы сделаем такие же с нашего дома. С каждой комнаты, по мере того как будем их обновлять. А затем, возможно, выставим все фотографии в гостиной, когда все будет сделано. Или ими заинтнресуется какой-нибудь историк. Или мы сможем использовать их для… – Она сражалась с ящиком, но дерево разбухло от зимней сырости.

Элизабет молча наблюдала за ней. В кругу их семьи всегда было так: вопросы без ответов, тайны и скрытность. Все они были союзниками, чей тайный сговор был направлен на игнорирование прошлого, на то, чтобы оно ушло. Ее отец, ее мать, дядя Джеффри и дедушка. А теперь тетя Франчи. Ее верность узам крови.

Дольше оставаться в ее комнате не имело смысла. Им нужно было сказать друг другу только одну вещь. Элизабет собралась с силами, чтобы выговорить:

– Тетя Франчи. Пожалуйста.

Франческа посмотрела на нее. Она все еще держалась за ящик, все еще безуспешно тянула его, не сознавая, что только приводит его в совершенную негодность.

– Я хотела, чтобы ты знала, – сказала Элизабет. – Тебе надо знать. Я… я боюсь, что вчера вечером не справилась с делом.