– Я просмотрел документы, о которых ты спрашивал, – перешел к делу Генрих Карлович. – Лебедев действительно служил в ГРУ. В спецназе мы промучили его недолго, около года, а потом забрали в другое подразделение. Он прекрасно говорил на испанском и французском, уникальный случай для мальчишки из детдома. Мы нашли ему работу, где он мог применить эти знания.
– Значит, его личное дело я точно не увижу, – вздохнул Корнилов.
– Спроси у меня.
– Почему он ушел от вас?
– Все когда-нибудь уходят.
– Вы знаете, чем он занимался на гражданке?
– Лебедь не ушел в криминал, это совершенно точно, – медленно ответил старик. – Игорек был воспитан совершенно иначе.
– Лебедь?
– Так его называли.
– Он погиб в перестрелке.
– Перестрелки не всегда связаны с криминалом, Андрюша.
– Это была ваша операция? – угрюмо спросил майор. – Я имею в виду стрельбу на проспекте Вернадского и все, что с ней связано.
– Мы очень редко лезем во внутренние дела, да и действуем гораздо тоньше.
Слову старичка Корнилов верил. Хотя и был несколько разочарован. Ответь Генрих Карлович по-другому, все встало бы на свои места, и дело было бы мгновенно закрыто. Майор задумался.
– В той перестрелке он был не один.
– Лебедь был командный игрок. Разработкой и руководством операциями, как правило, занимались другие люди.
– У вас есть предположения, с кем он мог быть?
Генрих Карлович улыбнулся:
– Я всегда говорил, что мы много потеряли, когда ты отказался от сотрудничества. Хватка у тебя железная.
Корнилов полез было за сигаретами, но остановился и рассеянно погладил ладонью пиджак.
– Тем не менее?
– Игорек покинул нашу систему вместе со своим командиром. Очень ценным игроком, если продолжать использовать эти термины.
– Одним из резидентов?
– Нет, – Генрих Карлович слегка поджал губы. – Управление, на которое они работали, занимается выполнением деликатных миссий.
Андрей ожидал подобного ответа. Дерзость, с которой действовали нападавшие на Ленинском проспекте, выдавала профессионализм убийц и их богатый жизненный опыт.
– А как с воспитанием у этого игрока? – спросил майор. – Он не мог уйти в криминал?
– Ни в коем случае. Слишком мелко для него.
– Вчера ночью, – сказал Корнилов, медленно подбирая слова, – ваш специалист по деликатным миссиям уложил на Ленинском проспекте одиннадцать человек.
– Одиннадцать? А сколько было всего?
– Одиннадцать и было.
– Тогда все в порядке.
– Он опасен, Генрих Карлович.
Старик отрицательно покачал головой:
– Нет. Но даже если произойдет нечто экстраординарное, мы сумеем его нейтрализовать.
– И все-таки я бы очень хотел поговорить с этим человеком.
– Найди и поговори, – предложил старичок. – Извини, Андрюша, но здесь я тебе не помощник. Хочу только добавить, что тот, с кем ты планируешь побеседовать, объявлен в бессрочный розыск в шести странах мира. Причем ищут его по имени и внешним данным, которые давно изменились. Он не оставляет следов. Но даже если тебе повезет, система его прикроет.
– «Очень ценный игрок»?
Старичок улыбнулся:
– Система – это навсегда.
– Как его имя? – понимая, что вряд ли услышит ответ, тем не менее спросил Корнилов.
– Этого я не скажу. И еще один совет, Андрюша: не подавай официальный запрос в Генштаб. Сегодня утром я убрал из личного дела Лебедева все ненужные подробности. Больше того, что я рассказал, ты не узнаешь.
Старичок поднялся, но не ушел.
– У меня к тебе просьба, Андрюша.
– Да, конечно. – Корнилов тоже встал. – Я вас слушаю.
– Я хотел бы забрать тело Игоря, – тихо сказал Генрих Карлович. – Он должен быть похоронен с воинскими почестями.
– Завтра. – Майор откашлялся. – Пусть ваши ребята приедут завтра.
– Хорошо. – Старичок отбросил в сторону прутик и, не прощаясь, направился в сторону улицы.
Оставшись один, Корнилов прикурил сигарету и, глядя на тонкий вьющийся дымок, тихо покачал головой. Опять пустышка. Система не выдает своих, а значит, о спецназовском следе можно позабыть. Андрей достал из кармана пакетик с обсидиановым ножом и снова, в какой уже раз, задумчиво повертел его в руках.
Частная фотостудия
Москва, улица Плющиха,
27 июля, вторник, 14.50
Дверь в студию Марина нашла легко. Тяжелая, металлическая, обитая черным кожзаменителем и украшенная наглым круглым глазком, она находилась в торце старого, сталинского дома. Справа от нее на стене было нацарапано короткое английское ругательство, и Марине стало чуточку обидно за москвичей. В ее родном городе предпочитали ругаться по-русски, что получалось куда весомее и разнообразнее. Она поправила блузку, вздохнула и решительно нажала на кнопку звонка.