Войны начинают неудачники

Дверь открылась сразу же. Мужчина на пороге внимательно посмотрел на девушку и широко улыбнулся:

– Марина?

– Да, здравствуйте.

– Я – Алик. Проходи.

Девушка была немного разочарована. Запомнившийся ей приятный баритон оказался самой яркой черточкой фотографа. В остальном хозяин студии был чуть более толст, чуть более лыс и чуть ниже ростом, чем она предполагала. К тому же он был одет в поношенные джинсы и белую майку, оставляющую открытыми круглые белые плечи.

Девушка неуверенно шагнула в полумрак коридора.

– Осторожнее, здесь ступеньки.

– Спасибо. – Марина едва не слетела с небольшой лестницы.

Студия помещалась в полуподвальном помещении. В трубах, тянущихся вдоль коридора, журчала вода, а в темном углу что-то подозрительно шуршало.

– Я думала, что вы в мансарде работаете.

– Это важно художникам, – объяснил Алик. – Свет, понимаешь. А фотографам проще, свет все равно искусственный.

– Понимаю.

Они прошли по длинному коридору, уставленному старой пыльной мебелью, и оказались в просторном ярко освещенном помещении с небольшим подиумом у девственно белой стены.

– Располагайся, – мужчина неуверенно помялся. – Будешь кофе?

– Да, спасибо.

– Я сейчас. – Он вышел в соседнюю комнату. – Чувствуй себя как дома.

Марина поставила чемодан рядом с диваном и огляделась. Несколько профессиональных камер, расставленных на штативах у подиума, и мощное осветительное оборудование вызвали у нее уважение. Она робко провела пальцем по матовому боку самого большого фотоаппарата и покачала головой. В столь серьезной студии девушка оказалась впервые. Кроме оборудования, дивана, маленького журнального столика и нескольких кресел, в комнате ничего не было, зато свободные стены были щедро украшены фотографиями, вызвавшими у девушки повышенный интерес. Блондинки и брюнетки, шатенки и рыжие, пышные красавицы и тонкие гибкие пантеры, веселые, томные, манящие, жаркие. Некоторые даже слишком жаркие, фотограф явно балансировал на грани порнографии, и Марина чуть покраснела: ее модельный опыт не простирался дальше съемок в купальнике.

– Изучаешь конкуренток? – В студию вошел Алик. – Некоторые из них в лучшей обойме: «Элит», «Рэд Старз», обложки «Космополитен» и «Вог», подиумы в Париже…

– В Париже? – недоверчиво покосилась на него Марина.

Алик вразвалку подошел к стене и ткнул пальцем в фотографию прелестной блондинки, изящно изогнувшейся на черном стуле.

– Работает с домом Версаче. Я нашел. Горжусь.

Марина внимательно всмотрелась в фотографию.

– А чем она лучше меня?

– Правильно, – захохотал Алик. – Чем? Да ничем! Когда-то и она пришла сюда, вот в этот подвал, без гроша в кармане, без прошлого, без настоящего, но с огромными, горящими глазами. Теперь у нее есть все.

Марина еще раз взглянула на блондинку, у которой было все.

– Она пахала как проклятая, – продолжал фотограф, подойдя к камере, – чуть не ночевала здесь. Меня загнала насмерть, но своего добилась. Подойди. – Марина обернулась. Вспыхнувший свет ярко осветил подиум. – Встань в центр.

Девушка подчинилась.

– Откуда ты?

– Из Сморчанска.

Жужжание камеры.

– Сморчанск, Сморчанск, – фотограф словно пробовал название на язык. – Где-то рядом с Украиной?

– Почти на границе.

Жужжание камеры. Яркий свет бил прямо в лицо, она с трудом различала белые плечи фотографа.

– Не жмурься. Сколько тебе лет?

– Восемнадцать.

Жужжание камеры.

– Поправь волосы.

Девушка подняла руку.

– Медленнее, задержись так.

Жужжание камеры.

– Встань вполоборота, смотри в объектив.

Жужжание камеры.

– Расстегни блузку.

Заминка. Алик спокойно посмотрел на смущенную девушку.

– Проблемы?

– У меня под ней ничего нет.

– Я знаю, – кивнул фотограф. – Поверь, ты будешь часто слышать эту фразу, и именно тогда, когда у тебя под ней ничего не будет. Наклони голову, чуть приоткрой рот и медленно, двумя руками расстегивай пуговицы. Поняла?

Девушка кивнула.

– Сделай это.

Одеревеневшие пальцы еле справились с непослушной застежкой.

– Распахни ее шире!

Жужжание камеры.

– Улыбнись!

Чуть позже, когда они сидели в креслах друг напротив друга, Алик закурил длинную черную сигарету и улыбнулся:

– Фотографии, которые мы сейчас сделали, не имеют художественной ценности. Это так, проба пера.

– Я понимаю, – тихо сказала Марина.