Не повезло в жизни Марине Будановой, владелице галереи современного...
— ОК.
Старик отключил телефон, улыбнулся бегающему по газону Серафиму и набрал номер Волкова:
— Федор Александрович?
— Да.
— С вами говорит Оружейник. Знакомое имя?
Пауза. Старик представил выражение лица Волкова и улыбнулся.
— Знакомое.
— Вы установили засаду в моей квартире, а я не люблю обсуждать дела при посторонних. Предлагаю договориться так: вы убираете своих людей, а я завтра утречком приеду по известному вам адресу, и мы поговорим. Что скажете?
Очкарик прекрасно понимал, что для того, чтобы его убить, Оружейнику не требуется личная встреча. А потому не колебался ни секунды:
— Во сколько мы встретимся?
— Давайте в десять.
— В девять тридцать я уберу людей.
— Осторожно! — вскрикнул Крус.
— Извини, — пробормотал Травник, продолжая накладывать компресс на грудь Невады.
— У тебя не руки, а грабли! Силу свою не чувствуешь!
— Ты слишком капризный, — хмыкнул здоровяк.
У Круса не было оснований обвинять Травника. Несмотря на внушительные размеры, пальцы здоровяка оказались нежными, их прикосновения — очень мягкими, однако Невада не унимался:
— Специально меня мучаешь!
— Ты бредишь, — дружелюбно произнес Травник и отошел от дивана. — У тебя посттравматический шок. Тебе нужен покой.
— Я дрался несколько часов назад! Какой еще шок?!
Крус не сразу понял, что Травник над ним смеется.
А когда догадался, поджал губы.
Снятая Гончаром однокомнатная квартира уступала номеру в «Мариотте» по всем статьям. Комната маленькая, темная. Мебель дешевая, скрипучая. Повсюду пыль, на кухне постоянно журчит вода. В туалете были замечены тараканы. Ужас! Неваду бесила сама мысль о том, что он прячется в подобном убежище.
— Почему Гончар не пустил меня к себе?
Травник молча пожал могучими плечами. Он удобно устроился в скрипнувшем под его тяжестью кресле, взял в руки журнал и хотел только одного: чтобы Вонючка заткнулся.
— Мы нужны Гончару только пока здоровые и сильные.
— Ты знаешь тех, кому нужны слабые и больные?
«Надо было добавить в чай снотворное!»
Укрепляющий отвар, что приготовил здоровяк, содержал небольшую дозу успокоительного, но оно еще не начало действовать.
— Но ведь совесть надо иметь, — продолжал канючить Крус. — В конце концов, я пострадал, выполняя его приказ. А вместо благодарности Гончар засунул меня в эту дыру.
— А что, нужно было памятник тебе поставить?
— Пошел ты… — Невада закрыл глаза. — Гончар тебя еще прижмет.
— Я ему ничего не должен.
— Что же ты, в таком случае, здесь делаешь?
— Испанка должна, — неохотно признался Травник. — А я так, за компанию подался.
Потому что давным-давно стал ее рыцарем.
— А Испанка Гончару зачем? Думаешь, он Собирателя Тайн без нас не разбудил бы? Оружейник его друг, Проказа ненавидит Механикуса, я — сделаю все что он велит. А вы ему зачем? — Крус открыл глаза и с презрительной ухмылкой уставился на Травника. — За компанию он подался! Гончар прекрасно знал, что ты за Испанкой попрешься. Потому и позвал ее — одним ходом заполучил в команду сразу двух искусников.
Здоровяк оторвался от журнала и недоуменно посмотрел на парня:
— Зачем мы ему?
— Партия, дубина ты здоровая. Мы — его партия, понимаешь? Золотая Баба — это ведь не просто статуя, ей настоящие шаманы служат. Служат! Искусники служат, просекаешь?
Травник покачал головой. Он не понимал. И начал жалеть, что добавил Неваде успокоительного: язык Вонючки стал заплетаться.
— Что будет, если Гончар, да не сам по себе, а во главе единомышленников, заполучит Золотую Бабу? Что? Думай!!
Однако эта вспышка стала последней. Успокоительное наконец подействовало, Невада откинулся на спину, вновь закрыл глаза, и его дыхание выровнялось. Заснул.
— Партия! — Здоровяк покачал головой. — Ерунда какая-то…
Для своей обличительной речи Крус выбрал неподходящего слушателя. Окажись на месте Травника Испанка, она бы отнеслась к словам Невады с гораздо большим интересом. Постаралась бы выспросить подробности: почему так решил? Сам додумался или подслушал? Кому именно Гончар говорил, что собирает именно единомышленников, а не просто чем-то обязанных ему искусников? Чем важна Золотая Баба? А здоровяк стоял слишком далеко от внутренних дел искусников. Жизнь Травника, все его помыслы и заботы концентрировались исключительно на нем самом да на Испанке. Остальное здоровяка волновало постольку-поскольку.