Куколка последней надежды

— Господа, честно говоря, сейчас, когда мы смогли окончательно разобраться в этом вопросе, я… гм… не вижу причин задерживать «Гейшу» у нас. Мы знаем, что шайка международных преступников пыталась похитить статуэтку, у нас есть подозрения, кое-какие улики, в общем, все необходимое для проведения расследования. Сам же предмет слишком ценен, чтобы оставлять его здесь. Уверен, будет гораздо лучше, если он вернется к владельцу. Что вы скажете?

— Как вам угодно, — развел руками Кортес. — Как вы понимаете, нам с коллегой не очень хотелось лететь в Москву.

— Прекрасно понимаю, — рассмеялся Гинзбург. — И чтобы вам не было скучно, с вами отправятся наши сотрудники.

— С какой целью? — спросил Артем.

— Они должны будут получить у владельца расписку в получении, — объяснил Гинзбург. — Когда речь идет о миллионных суммах, я становлюсь осторожным.

— И правильно, — согласился Кортес. — Вы успеете уладить все формальности до ближайшего рейса на Москву?

— Вполне.

— Тогда встретимся в аэропорту.

— Дита выжила в катастрофе, — буркнул Кортес, выйдя из здания.

— Поэтому они так вцепились в Куколку, — согласился Артем. — Липовые документы просто повод.

— Угу.

Кортес достал телефон и набрал номер:

— Яна?

— Вы уже вернулись?

— Все пошло немного не так, как планировалось.

— Кто бы сомневался. Кортес вздохнул, но продолжил:

— Дита спаслась.

— Набросила боевую шкуру?

— Видимо.

— И ее нашли спасатели, — догадалась Яна.

— Где она сейчас, мы не знаем, но знаем, у кого. У Самуэля Гинзбурга, шефа местного ФБР. Тебе надо навестить этого господина и подчистить следы.

— Договорились. — Девушка молниеносно сменила язвительный тон на деловой. — Что с Куколкой?

— Мы повезем ее домой ближайшим рейсом «Аэрофлота». Но будем с друзьями.

— Как ты планируешь осуществить отъем?

— Еще не знаю, — признался Кортес. — Я перезвоню.

* * *

Гей-клуб «Два Фазана» Нью-Йорк,

6 сентября, пятница, 22.01 (время местное)

Это небольшое заведение славилось у приверженцев однополой любви тишиной и уютом. Здесь не было куражного веселья и шумной радости жизни, здесь не было здоровенных негров с повадками завзятых уголовников и не продавали наркотики. Здесь собирались интеллигентные люди, стремящиеся насладиться умиротворением и покоем. Но даже они не отказывали себе в удовольствии проводить сухощавого Тори томными взглядами. Прекрасно одетый, подтянутый, с элегантной, хотя и несколько простоватой тростью, японец явно понравился завсегдатаям «Двух Фазанов», и лишь неписаные правила заведения не давали им возможности выразить свою симпатию: Тори был не один.

Худенький молодой человек, сидящий напротив японца, нервничал. Сильно нервничал. Он так и не притронулся к изящно украшенному коктейлю и почти не поднимал глаз, судорожно вертя в руках дорогие часы.

— Неплохое местечко, — резюмировал Тори. — Со своими особенностями, разумеется, но неплохое. Иногда сюда можно зайти… для общего развития.

В отличие от собеседника, японец уже ополовинил свой коктейль и теперь, свободно откинувшись на спинку диванчика, невозмутимо разглядывал посетителей «Двух Фазанов».

— Мне обещали, что тот раз… та услуга, которую я оказал… что это было в первый и последний раз.

Голос у Джозефа Капуцерски срывался. Несколько месяцев назад молодой человек оказался в очень неприглядном положении: его любовник, замешанный в торговле наркотиками, попал в поле зрения полиции. Огласка инцидента могла поставить крест на карьере Капуцерски в ФБР, и Джозеф потерял голову. Он запаниковал, совершенно не представляя, что делать, и с громадным облегчением принял предложение помощи от старого школьного приятеля. Принял, даже не подумав, откуда давно не виденный знакомец прознал о проблеме. Тем не менее школьный друг не подвел: и полиция, и Агентство по борьбе с наркотиками забыли о незадачливом друге склонного к гомосексуализму драгдилера, жизнь Капуцерски вернулась в привычную колею, и единственное, что омрачало память Джозефа, было короткое интервью, которое он дал двум невозмутимым и предельно вежливым японцам. Короткое, но емкое интервью, посвященное деятельности Самуэля Гинзбурга. С тех пор Джозефа никто не беспокоил, он уже начал забывать неприятную историю, как вдруг — телефонный звонок. И снова вежливый японец, настаивающий на интервью.