У Сугробовых все было с точностью до наоборот. Домишко самый плохонький, хозяин вечно пьяный, а несчастная Анна Ивановна горбатилась на колхозном поле, пытаясь поставить на ноги дочерей-погодков. Никакой скотины не держали и о телевизоре даже не мечтали.
«Лентяи» – так называли Яковлевы Сугробовых. «Кулаки жадные», – не оставались в долгу соседи.
Понятно теперь, почему желание старших детей создать семью было встречено в штыки с обеих сторон. И если Анна Ивановна поплакала и согласилась, то Валентина Сергеевна стояла насмерть.
– Пойми ты, – втолковывала она неразумному сыну, – Зойка голодранка, нищета беспросветная, да еще лентяйка, зачем нам такая невестка? Вон Ленка Кожина, сватайся к ней, дом полная чаша, все путем, а тут только женишься, мигом ее мать и сестры на шею сядут и ноги свесят.
– Я люблю Зою.
– Тьфу, – плевался отец, – какая там любовь-морковь. Хозяйство надо создавать, семью, а ты сопли разводишь, нет тебе нашего благословения.
Костя был послушным сыном, уважал родителей и никогда с ними не спорил, но в этой ситуации проявил твердость, даже жесткость. Поняв, что отец и мать добром не сдадутся, попросту собрал чемодан, да и перебрался к любимой.
Село загудело. Жизнь в деревне скучная, что такое сериалы, ток-шоу и всякие развлекательные программы, тогда не знали. Единственное удовольствие у баб сплетни. А тут такое дело. Сын Яковлевых, лучший жених в деревне, подался к нищим. Словом, языки замололи, и, когда в воскресенье днем Валентина Сергеевна явилась в сельпо за хлебом, длинная очередь из односельчан мигом примолкла. Яковлева спокойно встала в хвост. Минут пять все молчали, потом Катька Ракова ехидно спросила:
– Что это Костька твой удрал от маменьки?
– Глупости не пори, – сердито оборвала ее Валентина.
– Да ладно тебе, – заржала Катька, – все уж знают! Ну цирк!
– Дело-то молодое, – вздохнула Яковлева, – ну не дотерпели до свадьбы, бывает. Ты сама-то чай не девкой под фатой сидела, вот и наши поторопились.
– Да ну? – протянула противная Катька. – Они чего, расписываться станут?
– А как же, – ответила Валентина, – нельзя без штампа.
Так и сыграли свадьбу, гуляли три дня с ведрами самогона, зарезали свинью и извели кучу кур. Зоя пришла в дом к Косте и получила в придачу к любимому мужу свекра, свекровь и других вечно недовольных родственников. Потом случилось несчастье. Сестра Кости попала в райцентре под автобус, теперь парень стал единственным ребенком в семье. Мать, любившая дочь больше сына, возненавидела Зою с утроенной силой. На голову невестки постоянно сыпались упреки, иногда доходило до колотушек. Зоя мечтала уехать от старших Яковлевых, но Костя сказал твердо:
– Отца с матерью не брошу, я у них теперь один.
Вот так и жили, копили деньги, умножали богатство, складывали заработанное на сберкнижку. Через три года после свадьбы Валентина с тяжелым вздохом заявила Зое:
– Гнилая ты, видать, совсем, вон Ленка Кожина мужу своему второго родила, а ведь позже тебя расписались, а ты все пустая.
– Кому нажитое передавать, – зудел свекор, – дом, двор, машины. Детей рожайте.
Зоя уж совсем было отчаялась, как господь сжалился над ней. Рожать она отправилась в местную больницу. Красномосковск к тому времени еще не превратился в поселок городского типа, и в крохотной больничке было всего четыре палаты и два доктора, мастера на все руки, от стоматологии до гинекологии. Санитаркой, кстати, пристроилась Анна Ивановна.
В ночь с пятого на шестое ноября Зоя родила девочку, мертвую. Более того, Марья Алексеевна, принимавшая роды, сказала, что дети у Зои навряд ли получатся. Что-то она твердила про какие-то виды крови, про резус-фактор… Зоя точно не поняла, что к чему, смекнула лишь одно: теперь Валентина точно ее сживет со свету.
Не успела Зоя оплакать девочку, как в больницу внесли молодую женщину, тоже беременную, москвичку, звали ее Оля. Прямо на въезде в Красномосковск девушка попала в аварию. Шофер отделался легким испугом, а пассажирка оказалась на грани жизни и смерти. О том, чтобы довезти ее до столицы, не было и речи. Еле-еле доволокли до местной «клиники», потому что, кроме полученных травм и переломов, начались еще и роды. К утру Марья Алексеевна приняла двух хорошеньких, здоровеньких, крикливых двойняшек и потеряла их мать. Оля Родионова скончалась.
В сумочке у несчастной нашелся паспорт, да и шофер, отделавшийся только парой синяков, сообщил домашний адрес и телефон погибшей. Марья Алексеевна должна была известить родственников.