Восхитительно!
Пейте, пейте, – улыбалась Лариса, – Ксюша еще сварит.
Я опустошил чашечку и почувствовал сердцебиение.
Однако, крепкий.
Да, – кивнула Лариса, – настоящий мокко, надеюсь, у вас нет проблем с давлением?
До сих пор не наблюдалось, – еле выдавил из себя я, ощущая головокружение.
Честно говоря, так плохо, как сейчас, мне еще никогда в жизни не было. В ушах звенело, во рту пересохло, в глазах быстро-быстро мелькали вспышки.
Что с вами? – обеспокоенно подалась в мою сторону Лариса. – Иван Павлович!
Я хотел сказать, что нет никакого повода для беспокойства, открыл рот, увидел, как бешено вертящиеся стены опрокидываются на меня, попытался увернуться, и наступила темнота.
Глава 26
– Иван Павлович, – донеслось издалека.
– Да, – хотел сказать я, но изо рта вырвалось мычание.
– Иван Павлович, – настаивал голос.
– Вава, очнись, – вплелось сопрано Николетты, – открой глаза.
– Иван Павлович, слышите? – гудел незнакомый дядька. – Ну же…
Я разлепил веки и увидел прямо над собой чудовищный голубой потолок, украшенный золотой лепниной.
– Где я?
– Очнулся, – взвизгнула Николетта, – безобразник, напугал всех!
– Что случилось? – бормотал я, оглядываясь вокруг.
Интересно, каким образом я очутился на кровати в этой совершенно незнакомой комнате, обставленной белой мебелью с золотым орнаментом, да еще абсолютно раздетый. Неизвестный мне мужчина спокойно ответил:
– Вам стало плохо, сильно подскочило давление, раньше были такие казусы? Вы гипертоник?
– Хотите сказать, что я упал в обморок, как институтка?
– Ну, сознание теряют не только истерические особы, – усмехнулся мужчина.
– Вава, – запричитала Николетта, – ужасно, ужасно. Ты мог умереть. Я бы выплакала все глаза, стоя на коленях у памятника, в дождь и снег. Нет, ничто бы не удержало меня от визита к тебе на кладбище.
Я попытался скрыть усмешку. Николетта уже нарисовала в уме образ безутешной матери, оплакивающей сына.
Однажды мои родители заспорили, где провести август. Меня оставляли с нянькой на даче, а сами хотели поехать отдохнуть. Отец, у которого болела печень, хотел отправиться в Ессентуки, маменька, отличавшаяся богатырским здоровьем, намеревалась валяться у моря в писательском доме отдыха в Коктебеле. Но папа впервые в жизни не захотел ей уступить. Поругались они ужасно. И в конце концов отец заявил:
– Хорошо, или едем на воды, или сидим в Подмосковье.
Обозленная Николетта в сердцах выпалила гениальную фразу:
– Ладно, пусть будет по-твоему. Но имей в виду, когда кто-нибудь из нас умрет, я каждое лето стану ездить на море.
Отец просто лишился дара речи, услыхав это заявление.
Вспомнив ту, давнишнюю сцену, я усмехнулся и заметил:
– В черном платье и вуали ты будешь очаровательна.
Потом я увидел Ларису и приподнялся.
– Простите, я нахожусь у вас в доме?
– Конечно, – ответила та.
– Ничего не понимаю.
– Оставьте нас, милые дамы, – сказал врач, – посмотрю больного, и решим, как поступить.
Он быстро вытолкал за дверь Ларису, причитающую Николетту и представился:
– Ну, давайте знакомиться. Хлопов Леонид, домашний доктор Федотовых.
– Как я сюда попал?
– Просто выпили чашечку кофе и упали в обморок. Лариса, естественно, перепугалась, вызвала меня. Сколько вам лет, Иван Павлович?
– Сорок.
– Не хочу вас пугать, – сказал Леонид, – но это самый опасный возраст для мужчин. Многие ушли из жизни, едва успев справить сорокалетие. Высоцкий, например.
– Он был пьяница и наркоман.
– Согласен, но не это главное.
– А что? – поинтересовался я. – Киньте брюки, пожалуйста.
Леонид дал мне одежду.
– Главное то, что он являлся творческим человеком, увлекающимся, с обнаженными нервами, такие сгорают раньше. Вы ведь тоже поэт?
– Кто сказал?
– Николетта.
– Она-то как здесь оказалась?
– У вас в пиджаке зазвонил мобильный, Лариса ответила, и так познакомились с вашей матерью.
– Ясно, – буркнул я, влезая в свитер.
– Вы можете идти?
– Совершенно спокойно.
– И куда сейчас?
– Ну, по делам.
– Голубчик, – обеспокоенно произнес Леонид и положил мне на плечо руку, – не глупите. Отправляйтесь домой и в кровать, по крайней мере до завтра. Подобные «звонки» от организма нельзя оставлять без внимания.
– Хорошо, наверное, вы правы.