Букет прекрасных дам

– Вот и умница. Лариса! – крикнул Леонид.

– Да? – отозвалась дама.

– Не советую Ивану Павловичу садится за руль.

– Велю Пете отвезти его.

– Но моя машина… – слабо вякнул я, понимая, что в действие приведены такие силы, сопротивляться которым невозможно.

– Петя доставит вас на вашем кабриолете, – хмыкнула Лариса.

– Лучше ко мне, – зачирикала Николетта. – Ах, дорогой, представь, как тебе будет хорошо в твоей любимой комнате, около меня, я буду за тобой ухаживать.

Я представил, как она без конца врывается в спальню под разными предлогами, пристает с разговорами, а потом устраивает истерику, и быстро сказал:

– Это было бы чудесно, Николетта, но Элеонора может меня уволить. Одно из основных выдвинутых ею условий – это постоянная ночевка на работе.

– Ужасно, – всхлипнула маменька, – я буду беспокоиться за тебя. Впрочем, пришлю Тасю с куриным бульоном. И не спорь! Только суп из цыпленка, волшебное средство.

Если я что и не перевариваю, так это супы.

– Спасибо, Николетта, съем с удовольствием.

– Ларочка, – забормотала маменька, – значит, завтра вы у меня, жду с нетерпением.

Последовал обмен поцелуями, и мы наконец добрались до прихожей. Когда Николетта, надев шубку, уже стояла у двери, та внезапно распахнулась, и появилась раскрасневшаяся от мороза Ксюша. Я вздрогнул. Сейчас, из-за того, что на девочке была красивая норковая шубка, она походила на Риту еще больше. Слава богу, что у Ксюши были пронзительно голубые глаза, а то бы я подумал, что она тоже замешана в этой истории.

Остаток дня я и впрямь провел дома, ощущая легкое недомогание. В принципе, ничего особенного. По телу разливалась слабость, хотелось спать и слегка поташнивало. Решив не ужинать, я залез под одеяло, прихватив пару томиков Макбейна, и погрузился в чтение.

Утром от болезни не осталось и следа. Я вскочил с кровати, с аппетитом проглотил завтрак и позвонил Неле Малышевой. Отсчитав тридцать гудков, я отсоединился. Все вокруг твердили, что дама пьет, небось лежит в бессознательном состоянии или рыщет возле ларьков в поисках очередной бутылки. Поеду поищу красавицу.

Дом, где жила Неля, ничем не отличался от других, стоящих рядом. Серый, блочный, угрюмый. Черемушки, один из первых московских кварталов быстрой застройки. Сейчас москвичи довольно презрительно отзываются о Марьине, Ясеневе или Орехове-Борисове. Называют эти микрорайоны «спальными» и корчат гримасы, если им предлагают квартиру в блочном доме.

Но в начале 60-х, когда Никита Хрущев, бросив клич: «Переселим людей из подвалов и бараков в благоустроенные квартиры», – затеял возведение Черемушек, отношение к блочной застройке было иное. Люди гордились этим районом, посмотреть на него приезжали из провинции. Кстати, во многих городах СССР стали строить такие каскады зданий и называть их по примеру столицы Черемушками. Это потом жильцам стало понятно, что кухни тут крошечные, комнаты неудобные, стены словно из картона, а в щели между блоками задувает ветер.

Войдя в лифт, я вздрогнул. Ну как людям не противно каждый день пользоваться этой кабиной? На полу разливалась зловонная лужа, на потолке виднелись черные разводы, а вместо кнопок торчали обгорелые куски пластика.

Впрочем, лестничная площадка, куда выходили двери четырех квартир, выглядела не лучше. Пол, покрытый кафельной плиткой, был усеян окурками, у стен валялись скомканные газеты и воняло чем-то отвратительным, тошнотворным. Дверь сорок девятой квартиры «радовала» глаз оборванной обивкой, звонок болтался на проводе, а от номера осталась только одна цифра «девять», висящая вверх ногами. Получилось даже интригующе, и я сначала, бросив первый взгляд на это безобразие, не понял, что к чему.

На звонок никто не отозвался, на стук тоже. Поколебавшись секунду, я решил потревожить соседей.

– Ой, надоела, – раздался злой голос, – сказала же, нету денег!

Дверь в сорок восьмую квартиру открылась, на пороге возникла бабенка в цветастом халате, распахнутом на мощной, арбузоподобной груди.

– Хватит шляться! – кричала она, но, увидав меня, осеклась, бросила взгляд на куртку и сказала на тон ниже: – Вы к кому? Думала, Нелька опять рвется, на бутылку клянчить!

– Сочувствую, – улыбнулся я, – тяжело жить, если рядом алкоголик.

– Да просто невозможно! – в сердцах воскликнула баба. – Гляньте, что с лестницей сделала! Грязищу развела, бутылки кругом, окурки, а то и сама валяется в блевотине… Уж извините за подробности, слишком тема больная, вам кого надо?