Ангел на метле

Дальше начался кошмар. Убедившись, что мать мертва, отчим устроил падчерице допрос, потом запер рыдавшую девочку в ее комнате, вызвал домой Аню. Каким образом Йося сумел провернуть дальнейшее, Аня не знала. Муж обманул милицию, смерть Веры Ивановны признали несчастным случаем: пожилая женщина испытала приступ головокружения и упала с табуретки. Дело закрыли, но Иосиф не собирался прощать падчерицу, он просто не хотел шума, позора, досужих разговоров о своей семье.

Светлана просидела взаперти почти месяц, Иосиф рассказывал всем, что дочь пережила страшный шок: вернулась домой и обнаружила бабушку мертвой, подобный стресс с трудом перенесет и взрослый человек. Ясно, что девочка никак не может прийти в себя.

Потом Свету увезли, а спустя пару недель Иосиф сказал Анне:

– Девчонка умерла, ее похоронили не в Москве, а там, где она скончалась, в психлечебнице, на краю Калужской области, там есть спецкладбище.

Аня пришла в ужас, но Иосиф коротко рубанул:

– Выбирай: или ты больше никогда не вспоминаешь Светлану, или я прямо сейчас ухожу из дома. Только имей в виду, дочь тебе не вернуть, с того света в гости не ходят!

Анна осталась жить с мужем, потом Йося заболел и умер. Затем пришел черед самой Рогожиной. И вот на смертном одре, схватив оцепеневшую Аду Марковну, соседка шептала:

– Уходя в могилу, Йося покаялся. Светлана жива, он ее не в клинику тогда отвез, а в особую тюрьму, за большие деньги поместил, сам за смерть своей матери ее наказал. Светочке никогда из каземата не выбраться.

– Ужасно, - прошептала Ада Марковна, - надо искать девочку.

– И как это сделать? - заплакала Анна. - Он адреса не оставил, только сообщил: дочь в заточении находится, да еще успокоил, мол, там хорошо, еда нормальная, присмотр, вот только свободы ей никогда не видать.

Ада Марковна заахала, слушая Аню, а та, выплакавшись, сказала:

– Не рассказывай никому, хорошо?

Ада Марковна пообещала хранить молчание, Аню очень скоро забрали в больницу, оттуда она вернулась вместе с приятной медсестрой, которая стала исправно ухаживать за умирающей. Своей помощнице Аня завещала квартиру.

За пару дней до смерти Рогожиной Ада Марковна навестила соседку и фальшиво воскликнула:

– Замечательно выглядишь! На поправку идешь.

– Нет, Ада Марковна, - просипела Аня, - я не доживу до конца недели, скоро у вас другая соседка будет, моя медсестра, живите мирно.

– Ты ей квартиру отписала! - поразилась пожилая дама.

– Не пропадать же добру, - вяло отозвалась больная, - на том свете квадратные метры мне не понадобятся!

– О Светлане подумай, - осторожно напомнила Ада Марковна, - где ей жить?

– На кладбище, - прошептала Анна, - скоро с дочерью свидимся. Правду ли говорят, что в раю все друг друга прощают?

– Света жива, - напомнила Ада Марковна, - ты сама мне рассказывала про тюрьму! Иосиф ведь признался перед смертью в содеянном.

– Врал он, - пролепетала Аня, - уж не знаю, по какой причине эту дурь выдумал. Небось хотел мне побольней сделать.

– А вдруг он говорил правду? Ты не подписывай завещания, - предостерегла Ада Марковна соседку.

Анна подтянула к подбородку одеяло.

– Нет, умерла дочка, и слава богу. Легко ли убийцей жить!

Ада Марковна перевела дух и глянула на меня.

– Ну и как история? Шекспир!

– Скорей уж Агата Кристи, - покачал я головой. - И вы никогда не встречали Светлану?

– Нет, - помотала головой пожилая дама, - один раз, правда… но это была не она! Совсем другая приходила, хотя… странно…

Я сделал стойку.

– Вы о ком говорите?

Ада Марковна сложила руки на столе.

– Не так давно сюда приехала женщина, очень элегантная, костюм, шляпа, сумка - все безукоризненно, единственное, что мне не понравилось, макияж грубый. Тонального крема два кило на лице, румяна, пудра, тени, тушь. Разукрасилась, как на продажу, полное несоответствие одежды и макияжа. Хотя, вероятно, она пыталась респектабельной выглядеть, приоделась, но прежние привычки дали о себе знать.

– Что вы имеете в виду? - улыбнулся я.

– Милый мой, - кокетливо пропела Ада Марковна, - я, конечно, кажусь вам старой, выжившей из ума кошелкой, но на самом деле я еще способна соображать!

– Мне и в голову не придет заподозрить молодую даму в маразме, - я начал привычно льстить старухе, - вам до пенсии еще далеко!

– Мне уже пятьдесят пять, - проворковала Ада Марковна.

Я бросил беглый взгляд на обвисший подбородок, мешки под глазами, дряблую шею, морщины вокруг губ, отметил большое количество пигментных пятен, усеявших желтоватую кожу, и подавил вздох. Пятьдесят пять?! Как минимум на двадцать лет больше! Но, спасибо Николетте, благодаря ей я хорошо знаю, как положено вести беседы с перезрелыми кокетками.