Верхом на «Титанике»

– Не мужское поведение, – согласился я, – но, может, у Валентина маленький заработок?

– Да все у него в порядке, – фыркнула Яна, – видела я, в каком костюмчике ходит, часы шикарные… Просто он не желал на Олеську тратиться, она ему безразлична была.

– Если мужчина ухаживает за женщиной, он испытывает к ней некие чувства, – менторски заявил я, – ладно бы Олеся и правда была богатая невеста, дочь олигарха! Но ведь Беркутова – церковная мышь, какой смысл связываться с такой из корыстных целей?

Яна засмеялась.

– А то не ясно, зачем? Потрахаться! Завсегда лучше постоянную бабу иметь, стрема меньше, для здоровья спокойнее, чем б… брать. Я, промежду прочим, подружку от него отвадить хотела и кой-чего про этих Олежко поразузнала! Вруны они!

– Простите, не понимаю!

Яна вскочила и забегала по кухне.

– У меня сейчас две квартиры есть! Отец с матерью, когда развелись, большие хоромы поделили и получилось у них «двушка» и «однушка». Папа у меня нормальный, нам с мамой что получше отдал, себе поменьше взял. Ну а потом родители поумирали и обе хатки мне достались, других наследников нет. Я сначала хотела их снова соединить, а потом сказала себе: не фига! В «двушке» жила – там и останусь, а папкину берлогу сдам за тугрики. Че так глядите? Место сладкое, центр, метро в двух шагах. Не одну сотню баксов дадут. В общем, прибегает сюда Олеська, в ноги мне бухается, ревет: «Янка, спаси! Пусти на квартиру! Любовь рушится».

– И как вы поступили?

Яна махнула рукой.

– А че делать-то? В тот момент жильцов не было, ну я ее и пожалела, отдала ключи. Олеська, правда, сказала: «Вот разбогатею и отблагодарю». Мне прям смешно стало! Какое богатство, ну откуда? Разве что замуж за этого хмыря сопливого выйдет, но он ей и тогда денег не даст! Бабка его кормит, одевает. Знаешь, он Олеське ваще ничего не дарил, а в кино и кафе она за двоих платила. Один раз, правда, Валечка раскошелился, Олеська сумку посеяла! Вернее, сперли ее, пошла в туалет, на рукомойник поставила, ну не дура ли! Утянули кошелку, пришлось Вальке самому рассчитываться. Уж как он злился! Сказал Олесе: «Если я начну так лихо средства транжирить, мама заподозрит, что у меня женщина есть». Ой, цирк! Ща расскажу в подробностях. Слушаешь?

– Весь внимание, – кивнул я.

– Мы в тот раз втроем ходили, – затараторила Яна, – вернее, они вдвоем пошли, а я на секундочку заскочила, ключи Олеське вернуть, – в моей квартире, где она жила, балконы снаружи чинили, домоуправление велело хозяевам дома сидеть. Да чтоб только те были, на кого площадь оформлена, бумагу подписать потом надо, типа «о ремонте». Сечешь?

– Секу, – ответил я.

– Ну, я звякнула ей потом, – многословно объясняла Яна, – а Олеся и говорит: «Приходи, мы тут неподалеку, в кафешке». Валентин весь аж передернулся, когда меня увидел, а я, чтоб ему досадить, села за столик и жрачки назаказала! Не знала же, что Олеська платит. Потом ее сумку сперли, этот гондон мою подругу к администратору послал, велел жалобу накатать, ну типа – ворье пускаете, с вас ужин бесплатно! Ничегошеньки не вышло, пришлось ему рублики отслюнивать, меня в долю взять хотел, но вышел облом! Я ему фигу показала, и тут он про маму выдал! Олеська сидит, молча дерьмо глотает, но я-то не такая. Встала и говорю: «Может, тебе еще рано с девочками целоваться? С мамой надо вечера проводить, она кашей тебя накормит, спать уложит, колыбельную споет!»

Яна на секунду замолчала, затем зачастила:

– Ха! Тут его прямо переколбасило! Позеленел весь, про воспитание забыл! Вскочил, деньги на столик швырнул и, словно мышь ошпаренная, вон полетел. Олеська за ним кинулась, кричит: «Милый, ты куда?!» А нянькин сыночек чесанул быстрее таракана!

– О какой няньке вы упоминаете? – изумился я.

– О мамочке Валентина, этой, как ее… блин, забыла! Имя Танька, а отчество заковыристое… э… э…

– Карловна, – подсказал я и, сам не понимая почему, добавил: – Как у Буратино.

– Че? – распахнула глаза Яна.

Я улыбнулся.

– Ерунда, глупая шутка. Но почему Татьяна Карловна ассоциируется у вас с няней?

– Че она делает? – жалобно переспросила Яна.

– Татьяна Карловна не работает с детьми, она в прошлом певица, – объяснил я, – а теперь собирательница сказок, исследователь народного творчества.

– Кто вам эту ерунду наболтал? – скривила рот Яна.

– Ангелина Степановна, бабушка Валентина.

– Понятненько! Во народ! Олеська им не ко двору, бедная, работа у нее не престижная! А сама-то! Певица, блин! Да она детей нянчит! Актриса хренова! Видать, хорошо поет, раз со сцены турнули и больше туда не пустили! Ща все кому не лень в микрофон дудят, а Валькиной матери не слышно!