– Виноват, исправлюсь, – кивнул я.
С Николеттой лучше соглашаться, так вы избежите шумного скандала. Она продолжала ворошить пакеты, высказывая недовольство: куриные яйца мелкие и противные, пачка масла кривая, селедка не в том соусе, помидоры не имеют буро-красного оттенка, семга, наоборот, слишком яркая, ей следует быть розовой, оливковое масло не той фирмы, хлеб пахнет тряпкой, а сыр не вызывает любви.
Последнее замечание повергло меня в ступор. На мой взгляд, «Эдам» не следует обожать, его просто едят, режут на ломтики и кладут на хлеб.
– Вот она, тяжелая жизнь нищенки, вынужденной экономить на питании, – подвела итог маменька и тут же принялась раздавать указания своей домработнице Нюше:
– Икру поставь на холод, миноги положи вниз, клубнику оставь на столе. Господи, как тяжело! Все приходится делать самой.
Нюша челноком сновала по просторной кухне, подгоняемая криками:
– Не туда! Заверни в фольгу! Осторожно, сейчас разобьешь! Так я и знала! Косорукое чудовище!
Наконец маман перевела дух, Нюша, шмыгая носом, вытирала желтоватую лужицу от разбитого яйца.
Я воспользовался возникшей тишиной и спросил:
– Что случилось? Ты потеряла документы?
Маменька повернула ко мне стриженную в салоне «Жак Блер» голову. Лучше вам не знать, во что мне обходится каждый ее поход в это парикмахерское капище.
– В отличие от очень многих людей, – язвительно заявила маменька, – я никогда ничего не теряю.
– Но Нора сказала мне…
– Она не поняла!
– Так что случилось?
– Сейчас сядем в гостиной, и расскажу. Ты что, не слышишь, старая идиотка? Немедленно ответь!
Последние фразы относились к Нюше, которая стояла возле подпрыгивающего от негодования телефонного аппарата с раскрытым ртом.
– Але, – завопила домработница, – хто! Чаво? Каво?
– Чаво, каво, – передразнила Николетта, – господи, сто лет как из деревни приехала, а разговаривать не научилась.
– Что случилось? – продолжал я любопытствовать.
– Сначала сядем.
– Но я тороплюсь.
– Не буду говорить на ходу, – уперлась маменька.
– Это тебя, Ваняша. – Нюша сунула мне трубку.
Я машинально сказал:
– Слушаю.
– Немедленно поезжай к Кузьминскому, – нервно заявила Нора, – там дым коромыслом.
Я глянул на Николетту:
– Говори скорей, в чем дело? Я ужасно тороплюсь.
Маменька обиженно поджала ярко накрашенные губки.
– Потом как-нибудь, когда отыщешь и для меня секундочку в своем плотном графике.
– Сделай одолжение, скажи.
– Я не приучена вываливать информацию по дороге! – Николетта решила не сдавать позиций.
Я секунду поколебался. Если сейчас покорно поплетусь в гостиную, то у маменьки возникнет сладкое ощущение полной победы над сыном. Следующие два часа она будет излагать какую-нибудь идиотскую историю о том, как ее оскорбила Кока. Помнится, месяц назад я выскочил в одиннадцать вечера из кровати, услыхав в трубке горькие рыдания Николетты.
– Жизнь кончилась, – стонала она. – О-о! Я такое узнала, просто ужас!
Слегка испугавшись, я прилетел на зов, был препровожден в гостиную и после часовых всхлипываний и истерических взвизгов наконец узнал правду. Маменьке предстояло пойти через пару дней на юбилей заклятой подружки Коки. Ради такого случая в бутике было куплено платье, чуть вконец не разорившее меня. Так вот, Николетта узнала, что другая ее не менее любимая подруженька Зюка приобрела себе такое же.
Поразмыслив над ситуацией, я быстро прошел в коридор и сказал надувшейся Николетте:
– Извини, я обязан бежать, когда надумаешь рассказать о том, что тебе надо, позвони.
Николетта молчала, но, когда я уже был на лестнице, она бросила мне в спину:
– Это нужно тебе. Но после такой обиды можешь даже не рассчитывать на мое прощение!
Недовольный собой, я сел в машину. Даже если раз в году я решаю проучить маменьку, та всегда оказывается в выигрыше. Теперь она будет изображать глубокую обиду, и мне придется потратить кучу времени и денег на «устаканивание» проблемы.
Глава 9
Когда я вошел в холл, из гостиной неслись истерические рыдания, какая-то женщина судорожно всхлипывала:
– Не знаю, это не я, не я…
Я осторожно втиснулся в гостиную и застал там Клару и Сергея Петровича. Девушка, прижимая к плоской груди стиснутые кулачки, словно заведенная твердила:
– Нет, нет, не я…
– Вот, – ткнул в нее пальцем Кузьминский, – можешь познакомиться, семейный вор, любительница брать то, что ей не принадлежит!